Закон волка

— Как отчего? Народ недоволен. Была Милосердова жива — каждый имел дополнительно к пенсии или заработку. А что, разве плохо? Я тоже с каждой пенсии десяток акций брал. Правда, долго не хранил, обычно через месяц сдавал. Выходило, знаешь, не слишком много, но кое-что мог себе позволить. А другие по сто, а то и по двести акций на руках держали. Кто на что копил. Кто на собственные похороны, кто на машину, кто на отдых. И все в одно мгновение — пшик! Наверное, целые миллиарды пропали. Кто ж поверит, что это несчастный случай?

— Не знаю, — признался я.

— Вот видишь! А дело тем не менее прикрыли, Гурули, этого жулика, выпустили. Не иначе здесь идет большая игра.

— А почему вы думаете, что Гурули — жулик?

— Да потому, что он теперь с милицией и властями заодно. Чуть припугнул их, как они лапки кверху и дверку тюрьмы нараспашку. У них, чтоб ты знал, тайный договор: ты нас не трогаешь, а мы — тебя.

— Значит, вы думаете, что деньги присвоил Гурули?

— Я думаю, что он щедро поделился с нашими, так сказать, народными избранниками. И людям, конечно, это не понравилось. Вот потому сегодня на похороны полгорода придет… Вы, кстати, тоже вкладчик?

— К сожалению, — соврал я.

— И много у вас акций, если, конечно, не секрет?

— На двадцать пять тысяч долларов. Больше он со мной не разговаривал.

У следующего поста ГАИ тот же фокус не прошел. Пропустив «Волги», милиционеры отчаянно замахали нам жезлами, словно намеревались выбить стекла в нашей машине. Водитель притормозил, свернул на свою полосу и воткнул машину в узкое пространство между другими автомобилями.

Мы опять встали и, по всей видимости, надолго.

— Далеко еще? — спросил я.

— С километр.

Я рассчитался с водителем и вышел из машины. По обочине дороги к кладбищу шел поток людей, словно паломники — к святому месту. Кладбище, напоминающее зеленый остров среди поля, уже и без того было заполнено людьми. Чем ближе я подходил к месту, тем чаще меня толкали со всех сторон, тем медленнее я шел и в конце концов уперся в толпу, стоящую перед главными воротами непреодолимой стеной. Увидеть что-либо, как и протиснуться вперед, было невозможно. Кажется, траурный митинг у могилы приближался к концу, потому что по толпе прошла волна, похожая на единовременный вздох; люди заволновались, стали привставать на цыпочки; в некоторых местах над головами взлетели транспаранты и плакаты с черными лентами. Я не видел, что на них было написано. Должно быть, то же, что я уже читал на митингах.

Сзади, подвывая мотором, сквозь толпу протискивался «Москвич» с фургоном. Он не сигналил, а буквально напирал на толпу, и люди на несколько секунд расступались перед машиной. Рядом с водителем сидел милиционер. Высунув голову из окна, он негромко повторял как заведенный:

— Дорогу! Дорогу! Дорогу!

Я оказался совсем близко от «Москвича», и его борта проскользили по моей груди. Однако машина не стала въезжать на территорию кладбища и остановилась перед входом. Водитель долго не мог открыть дверцу — ее прижали десятки тел. С трудом вытолкнув себя из кабины, он принялся изо всех сил расталкивать всех подряд локтями.

— Товарищи, ну нельзя же так! Товарищи, черт вас подери, дайте дорогу! — причитал он, но никто из «товарищей» особенно не реагировал на его слова. Наконец водитель сильным толчком в грудь оттеснил меня и, наступая на ноги, принялся раскрывать дверку фургона. Сюда же проталкивались двое молодых парней в черных костюмах. Водитель наполовину влез в фургон и вытащил оттуда венок, перевязанный черной лентой. Я успел разобрать надпись: «Эльвире Леонидовне от служащих банка „Коктебель-инк“. Венок подхватил один из парней в черном и, подняв его над головой, стал протискиваться к входу. Водитель вытащил второй и, исколов мне лицо хвойными ветками, передал его другому парню.

— Только побыстрее! — крикнул он им, хотя я не представлял, как в такой толпе можно было двигаться «побыстрее».

Тут я понял, что надо сделать. Аккуратно отодвинул в сторону гражданина в голубой рубашке, стоящего впереди меня, и, оказавшись рядом с водителем, сказал:

— Давай мне, я отнесу.

Водитель недолго колебался, мельком посмотрел на мое лицо, черную футболку, джинсы и полез за очередным венком. Он был поскромнее предыдущих, а на траурной ленте значилось: «От студентов факультета маркетинга и менеджмента». Как и мои предшественники, я поднял венок над головой и танком пошел вперед. Омоновцы, стеной стоящие на входе, пропустили меня без всякой задержки, и я облегченно вздохнул, оказавшись на территории кладбища, заполненной намного меньше, чем подступы к нему.

Я шел по присыпанной гравием дорожке с хвойным венком над головой, словно замаскированный разведчик в тыл врага. Приятный терпкий запах свежих веток напоминал мне далекое детство и наполнял душу ожиданием какого-то праздника, а не траурной церемонии.

Центр кладбища, где, подобно клюквенному полю, среди зелени кустов торчали сотни обнаженных голов, покрасневших от жары и переживаний, был окружен еще одним милицейским заслоном. Милиция здесь была настроена жестко.