Не откладывая дело в долгий ящик, она приоткрыла дверь и по пояс высунулась на лестничную площадку, чтобы опытным взглядом снять мерку с нового объекта для упаковки.
– Ну? – поторопила ее я, устав любоваться подружкиным пышным задом.
Эдик промолчал. Видимо, не устал.
– Ну, все устроилось само, – гулким (у нас на лестнице прекрасная акустика) голосом сказала Юля.
Она посторонилась, распахнула дверь шире, и я увидела, что на лестничной площадке нет никого и ничего, кроме не столь обширного темного пятна.
– Слушай, а это гораздо круче, чем мумификация, – заметил Эдик, посмотрев на меня с уважением, которого я нисколько не заслужила. – От трупа одно мокрое место осталось!
– Это не вода, – прогудела с лестничной площадки Юля.
Я ахнула.
– Но и не кровь! – успокоила меня подружка. – Воняет машинным маслом!
Она снова сунулась в дверь – глаза блестят, вся – оживление:
– Может, это был не человек, а киборг?!
– Ты тоже недавно нового «Терминатора» посмотрела? – догадался Эдик.
– И ты? – Юля оживилась пуще прежнего.
– Стоп, стоп! – Я помахала руками. – Какой может быть киборг на машинном масле, вы в своем уме? Это же был не примитивный робот из самоварного железа, весь на скрипучих шестеренках, которые нужно смазывать! Тот, кто тут лежал, выглядел в точности как настоящий живой человек! То есть как мертвый.
Скрип! – донеслось снизу.
Я замолчала.
Скрип.
Пауза.
Скрип.
Пауза.
– Он возвращается! – одними губами сказала Юля и на цыпочках забежала в квартиру.
Эдик прикрыл дверь, оставив одну узкую щелочку, и мы все трое сгруппировались у нее, тревожно сопя и пытливо щурясь.
Скрип.
Из-за поворота лестницы появился человек.
Или киборг.
Скрип. Скрип.
– А с виду совсем как живой! – нашептала мне Юля.
Человек (или киборг) остановился на нашем коврике, поднял руку (или манипулятор) и придавил кнопку звонка.
Оглушительная трель над ухом меня отрезвила.
– А ну, пропустите меня, – я растолкала соседей и отважно открыла дверь.
– Здравствуйте, вы гражданка Павлова? – совершенно правильно угадал гость.
– А вы, наверное, следователь? – Я тоже проявила сообразительность. – Ой, проходите, пожалуйста.
Эдик любезно принял куртку следователя, Юля подала ему тапки. Переобувшись, гость перестал таинственно скрипеть, и я поняла, что пугающий звук производил один из его кожаных ботинков.
– Пойдемте на кухню, заодно чаю попьем, – радушно предложила я, взмахом руки отогнав подальше Юлю и Эдика.
Теплый солнечный день – подарок господа всем, а бездомным – в первую очередь.
Идейный сквоттер Егорыч сонно жмурился, полулежа на оставленной присмиревшим ручьем куче веток, как в плетеном шезлонге.
Чтобы тыл не отсырел, мудрый человек подстелил под себя многофункциональный полиэтиленовый дождевик, а под голову для удобства положил упругий валик из сапог, вложенных один в другой.
На случай, если солнышко начнет припекать, наготове был зонт, способный функционировать и как тент.
Все вчерашние обновки Егорыча показали себя весьма полезными приобретениями, и, млея на пригреве, сквоттер лениво размышлял о том, что жизнь уже налаживается и станет еще лучше, если к божьему человеку продолжат поступать чьи-то дары.
Идея еще разочек заглянуть все в тот же подъезд, как в волшебный сундучок с подарками, в контексте этих размышлений возникла естественно и развилась органично.
Бабушка Вера Григорьевна, будучи ровесницей и сторонницей коллективизации, и в рыночные времена нашла себе место в обществе. Социально активную позицию баба Вера занимала на лавочке у подъезда. С покосившейся деревянной скамьи, как с трибуны, бабушка Вера обличала многочисленные недостатки современной жизни, быта и нравов.
Голос у старушки в отличие от зрения, памяти и ног с годами слабее не стал, а выражения от времени только окрепли и сбивали не подготовленных к словесной атаке граждан не только с толку, но и с курса. Поэтому знающие люди в присутствии на посту бабы Веры старались прокладывать маршруты подальше от ее стратегической лавочки.
Накануне старушка целый день просидела дома из-за ливня, не имея возможности надзирать за происходящим в мире иначе, как посредством просмотра телевизионных программ. К сожалению, в новостях показывали все больше чужие страны и далекую столицу. Охватить заботливым взором милый сердцу родной двор через окно баба Вера тоже не могла, потому как потоки дождя сделали стекло волнистым и непроглядным.
Наутро стало солнечно. Старушка с нетерпением дождалась, пока лужи обмелеют настолько, чтобы не заливать в калоши, а с любимой лавочки хотя бы перестанет капать, и выдвинулась на огневую позицию с рулоном клеенки наперевес.
Некоторое время она развлекала себя тем, что в старый театральный бинокль разглядывала двор, оценивая урон, нанесенный ему шквальным ливнем. Если бы дворник Азиз проявил неосторожность и появился во дворе во плоти (шарканье метлы за углом баба Вера не расслышала), неравнодушная старушка нагрузила бы его работой за троих.