Закон выживших

Анна утерла слезы рукавом и кивнула. Хорошо, что после пережитого она может воспринимать чужие слова и реагировать на них. Сильная женщина, настоящий воин.

– И да, давайте уже решим, кто командует группой, – возвысил голос Протон. – А то надоели уже эти разборки.

– Пусть Богдан командует, – сказал Носов. – Ясно же, что кроме него никто нас к центру Зоны не выведет.

– Поддерживаю, – кивнул Перен.

– Согласна, – отозвалась Воронова.

– Я за, – тихо произнесла Анна.

– Ну и отлично, – сказал Протон. – Так что, сапёр, лечи нос и успокойся, большинство выбирает Богдана. Ты с нами или обратно пойдешь?

– С вами, – скрипнул зубами Заммер. Возможно, от боли – совать тугие тампоны в сломанный нос занятие малоприятное, – но, вероятнее всего, от ненависти, которую до поры до времени пришлось загнать глубоко внутрь себя, словно голодную змею в нору. Пусть подождет, придет еще ее время.

* * *

Они довольно быстро шли по разбитому шоссе, так как Богдан открыл в себе еще одну способность. Теперь он слышал замаскировавшиеся аномалии, если это, конечно, можно так назвать – те, которые проголодавшись, умеют становиться невидимыми. Почти невидимыми…

Вон впереди марево над разбитой дорогой колышется – явно неспроста, потому что чем больше к нему приближаешься, тем неприятнее становится омерзительная щекотка в позвоночнике, от которой вдобавок начинают ныть зубы. Богдан, чтоб ощущение проверить, даже туда гильзу швырнул, хотя мог просто обойти подозрительное место.

Странно. Металлический цилиндрик упал на асфальт, отскочил от него, пролетел сквозь марево – и благополучно упал на обочину. Но сталкер на всякий случай всё равно то место обошел, и группа, шедшая за ним, тоже. И уже когда марево то осталось позади, Богдан обратил внимание, что гильза, лежащая на земле, тоже слегка дрожит, будто не материальный предмет это, а его изображение, проецируемое старым кинопроектором. Он аж поёжился, подумав о том, что могло стать с людьми, если б они прошли через эту аномалию.

Девочку Богдан вёл за руку. Или она его. Как взялась за указательный палец, когда выходили со стоянки, так и не отпускала с тех пор. Интересно, кстати. Впервые вот эту мерзкую щекотку вдоль спины он ощутил перед тем, как немыслимым образом увидел перед собой цели, которые после устранил с помощью винтовки Вороновой. И тогда он тоже держал девочку за руку.

«Это ты?» – послал он мысленный вопрос.

«Я, – незамедлительно последовал ответ. – Ты сейчас для меня как большая антенна, с которой я лучше ловлю сигналы Зоны, которые ты тоже можешь слышать. Но скоро я тебе буду не нужна. Ты – наш, и ты быстро учишься».

«Ваш – это как?»

Девочка не ответила. Богдан хотел было повторить вопрос, но ощутил волну неудовольствия, исходящую от маленькой собеседницы. Мол, большой дядя, а тупые вопросы задаешь. Ладно.

«А имя у тебя есть?»

На этот раз она отозвалась.

«Папа звал меня Надеждой».

«Надей?»

«Нет. Надеждой. Только так».

Странно было, конечно, так по-взрослому обращаться к маленькой девочке, но Богдан это принял без особых проблем. Как будто так и надо и иначе – никак. Когда ребенок рассуждает и ведет себя как взрослый, значит, и относиться к нему надо соответствующе без тупых предубеждений. Надежда так Надежда.

«А папу как звали?»

Вопрос Богдан послал, просто чтоб мысленный разговор поддержать, – и тут же одернул себя. Может, у девочки психологическая травма в связи с потерей родителей. Но подуманного не воротишь, тем более что ответ пришел почти сразу.

«Максим».

Богдан от неожиданности аж остановился.

Вновь взметнулись перед его внутренним взором воспоминания, которые он так старался загнать в недра своей памяти, – навек впечатавшиеся в нее картины прошлого, четкие, ясные настолько, словно произошедшее случилось только вчера.

«А… где он сейчас? И как ты вообще оказалась одна в Зоне?»

Внезапно Богдан почувствовал, что его мысли словно в непроницаемую стену ударились. И его палец Надежда отпустила. Вот, значит, как. Этот ребенок умеет открываться перед тем, кого сочтет достойным общения, но умеет и замкнуться полностью, когда собеседник начнет злоупотреблять доверием.

– Извини, – сказал Богдан. – Пожалуйста.

«Что значит “извини”?» – прозвучал в его голове холодно-непроницаемый голос, в котором сталкер уловил нотку любопытства.

«Ну, это значит, что я виноват и не хочу, чтобы ты на меня злилась».

«Ладно. Я тебя извинию».

Сколько же было в этом голосе детского высокомерия, которое со временем, скорее всего, вырастет в самомнение. Или же в чувство собственного достоинства. Это уж как получится.

«Правильно “извиняю”».

Она не ответила, просто взяла его снова за палец и потянула вперед – пойдем, мол, хватит уже меня жизни учить.

– Что это сейчас было? – раздался за спиной голос Протона.

– Ничего, – ответил Богдан. – Зону слушал.

– Но ты перед кем-то извинился.

– Тебе послышалось.

Протон не стал настаивать.

– И что тебе Зона сказала? – на полном серьезе спросил ученый.

– Что впереди у нас село Заполье, после которого начнется ад.

– В смысле?

– Увидишь, – буркнул Богдан.