Закон забвения

Как и Хайд, он был с королем на протяжении всех лет его изгнания. Но он был уже человек пожилой, несколько повредившийся головой и едва ли мог долго занимать пост государственного секретаря. Тем не менее Нэйлер относился к нему с большим уважением, нежели к Эннесли и Эшли-Куперу, при неоспоримом уме последних. Пусть Морис послужит, сколько ему отведено, он этого достоин.

– Уолли, – ответил он, ведя пальцем по списку, – Лайвси, Оки, Гофф, Хьюсон, Блегрейв, Ладлоу, Баркстед, Диксвелл, Уолтон, Сэй, Челлонер и Корбет.

– И насколько мы близки к их поимке?

– Лайвси, как мы полагаем, находится в Голландии с женой и детьми. Оки и Баркстед замечены в Германии, как и Уолтон, – человек, по нашим сведениям, очень больной и пожилой. Хьюсон в Амстердаме. Блегрейв, Челлонер и Корбет, по слухам, также укрываются в Голландии. Сэй в Швейцарии. Про остальных нам пока неизвестно. Мы ведем наблюдение за их семьями.

Хайд бросил приговор на стол.

– Конца этому не видно. Только четверо умрут за убийство короля – таков был договор, когда мы торговались вокруг Закона забвения. Затем мы нашли протоколы суда, вернее, их нашли вы, мистер Нэйлер. И четыре человека превратились в восемь, затем из восьми стало двенадцать, а теперь счет пошел на дюжины. У любого из членов Парламента найдется враг, которого он желал бы исключить из помилования.

Отвисший подбородок Мориса задрожал.

– Вы ведь не хотите сказать, милорд, что мы должны оставить те тринадцать человек на свободе?

– Нет, сэр Уильям. Конечно же нет. Мы обязаны поймать их. Тем не менее нам следует как можно скорее покончить с этим делом, чтобы обратить наш ум к прочим вопросам. – Излагая эту мысль, Хайд приподнял парик и почесал вспотевшую голову. Потом аккуратно вернул его на место. – Я предлагаю сосредоточиться покуда на тех, кого мы поместили под замок. Обнаружение приговора поможет нам выдвинуть обвинение против них. – Лорд-канцлер снова обратился к Нэйлеру. – Тех, кто сдался в расчете на помилование, до сих пор содержат, не предъявляя обвинения, в Ламбет-хаусе, а не в Тауэре?

Нэйлер кивнул:

– С целью побудить других последовать их примеру.

– Ну, нам следует признать, что остальные беглецы по доброй воле не явятся, иначе давно бы уже это сделали. А посему пора перейти к следующему этапу.

– Какому, милорд?

– Нужно перевести пленников в Тауэр и как можно скорее предать их суду.

– Так, значит, помилования ни для кого из них не будет? – спросил Эшли-Купер.

– Ни для одного.

– Но они ведь сдались в расчете на пощаду.

– Тогда они дураки. Я предпочел бы, чтобы было иначе. Бог свидетель, я предупреждал короля, что случится, но теперешнее умонастроение Парламента этого не допустит. Вы не согласны?

– Нет-нет, мы все согласны, милорд, – поспешно заявил Эннесли.

– Мистер Нэйлер?

– Они не проявили милосердия к королю, так с какой стати нам щадить их?

– Хорошо сказано. В таком случае я посоветую королю и всему составу Совета действовать именно таким образом.

– А поимка остальных? – поинтересовался Нэйлер.

– Она ляжет на вашу ответственность, мистер Нэйлер, поскольку эта работа вам явно по душе. – Хайд взял приговор и, держа его на вытянутой руке, повернул голову, как если бы ему противно было просто касаться его. – Лучше вам передать это в Тауэр.

Нэйлер встал со стула и обогнул стол, чтобы забрать документ.

– Держите нас в курсе ваших успехов, – продолжил лорд-канцлер. – А теперь мне нужно обсудить с коллегами одно щепетильное дельце.

Нэйлер понял, что ему пора. Он подхватил свою суму и поклонился комитету.

– Милорды.

За дверью он немного помедлил, по-видимому, чтобы убрать приговор, но на самом деле подслушивая.

«Ревностный парень, однако», – долетело до него одобрительное замечание Мориса. Затем послышался высокий сипловатый голос Хайда: «Очень ревностный. Двести миль за четыре дня! Интересно, что побуждает его так стараться?»

Нэйлер постоял бы еще, но мистер Хлыщ уже ждал, чтобы проводить его на улицу, и пришлось ему пойти прочь от открытой двери, напрягая уши до тех пор, пока голоса за спиной не слились в неразборчивое бормотание.

По всей южной стороне Стрэнда на протяжении мили лежали, спускаясь к Темзе, дворцы и сады знати: сначала Сомерсет-хаус на востоке, затем Вустер-хаус, Арундел-хаус и Йорк-хаус, вплоть до Нортумберленд-хауса на краю Уайтхолла. В средоточии этих величественных домов, пришедших в запустение во время Гражданской войны и скудных лет Протектората, располагался Эссекс-хаус – елизаветинский особняк, служивший лондонской резиденцией Уильяму Сеймуру, первому маркизу Хартфорду. Теперь это был не столько дом, сколько скопище помещений, расположенных в нескольких зданиях: в общей сложности сорок две спальни, по большей части сданные внаем ради платы. Вот здесь, в этом памятнике упадку роялизма, обитал безвозмездно Нэйлер в течение минувших четырнадцати лет на правах домочадца маркиза.