Закон затона

– И что? Что дальше?

– Да ничего хорошего, – пожал плечами сталкер. – Все туда ломанулись было, первыми, понятно, вольные сталкеры, за ними бандиты. Да только резко обломились. Фон там такой, что мясо с костей стекает, как дерьмо с забора. Не сразу, конечно, может, арт и успеешь зацепить, и даже вернешься. А потом сразу и подохнешь нахрен – или сам от облучения, или от бандитской пули. Они сейчас затон оцепили, сволочи. Туда всех пропускают, иди пожалуйста. А вот обратно еще никто не вышел. Почти никто. Кореш мой, Давыд, сходил. Ночью. Он как кошка передвигается, хрен услышишь. Передвигался, то есть. Когда обратно шел, бандиты его подстрелили, я только и успел что этот арт с трупа снять и ноги унести.

Петрович снова переглянулся с кибом.

Душещипательную историю, конечно, прогнал сейчас Дрозд, однако вполне могло быть иначе. Увидев, какое богатство добыл Давыд, его кореш вполне мог решить, что арт ему нужнее. И результатом несовпадения взглядов двух сталкеров на дележ добычи стал обмен пулями, в котором Давыду повезло меньше, но и Дрозд не ушел целым и невредимым.

Но торговцу было совершенно по барабану, кто и каким образом добывает для него хабар. И история, которую ему сейчас сгрузил сталкер, выглядела правдоподобной за исключением красивой концовки, которой можно было пренебречь.

– Ладно, – Петрович хлопнул ладонью по столу. – Считай, что ты честно заработал свою «панацею». Давай арт сюда.

И, ловко подставив под протянутый артефакт трехслойный контейнер, быстро захлопнул крышку – еще не хватало поймать солидную дозу радиации. Сильные арты обычно фонят что твой реактор, а этот был очень сильным.

В огромном сейфе торговца таких контейнеров было немало – все с наклейками, на которых Петрович скрупулезно записывал, когда и кем арт был продан, за какие деньги, какие у артефакта свойства. И в данном случае торговец своей привычке не изменил – сначала налепил наклейку, все указал, определил приобретение в сейф, и лишь после этого достал ящик с надписью «Синяя панацея».

А когда принес его к стойке, Дрозд уже концы отдавал. Лежит себе на полу, невидящими глазами в потолок смотрит, руки-ноги сведены предсмертной судорогой. Ну да, стимулятор последние силы из него выпил. Организм отработал на форсаже – ну и все, теперь клиент уже одной ногой на том свете.

– Две-три минуты до летального исхода, – скучным голосом произнес киб, который и не подумал поддержать раненого, когда тот на пол рухнул, ибо это не входило в его обязанности и не было прописано в программе.

Петрович почесал в затылке. По-хорошему, подождать бы эти минуты, а потом ночью аккуратно утопить тело в болоте, благо богатый опыт имеется. И «панацеей» рисковать не придется…

Но у Петровича была свой профессиональный моральный кодекс, который он, начитавшись кое-каких книг, с некоторых пор называл «законом торговца». Неудобная штука в некоторых случаях, например в таких, как сейчас. Но очень полезная для репутации, которая намного важнее одноразовой выгоды.

И потому он отпер решетчатую дверь, подошел к умирающему, встал на одно колено, осторожно открыл контейнер с «синей панацеей» – и резко приложил его к рваной ране на ноге Дрозда.

Нога дернулась, будто ее нехило так током шарахнуло. Потом еще раз, сильнее, так, что Петрович аж контейнер выронил, хотя держал его крепко – и успел увидеть, как в рану, разрывая ее лепестками, вползает оживший кристалл, похожий на обледеневшую кувшинку, внутри которой, словно живое, беснуется ярко-синее пламя.

Впрочем, это длилось недолго. «Панацея» довольно шустро погрузилась в разорванное мясо и поползла вверх по ноге – это хорошо было видно по синему пламени, просвечивающему сквозь кожу и одежду. А еще слышалось глухое чавканье, словно артефакт увлеченно жрал человека изнутри…

И тут от адской боли Дрозд пришел в себя! И забился на полу, колотя локтями в бетон, захрипел:

– Вытащи… Вытащите ее из меня!!!

Его глаза едва не вылезали из орбит, на губах выступила кровавая пена – похоже, язык себе прикусил неслабо или щеку изнутри разгрыз. Но это Дрозда сейчас мало заботило – адская боль никогда не перекрывается незначительной, которую в случае серьезных мучений просто не замечаешь…

А потом сталкера выгнуло так, что он едва на «мостик» не встал. И видно было, что корежит его знатно, словно небольшая по размеру «панацея» внутри него выросла до размеров бультерьера, который сейчас увлеченно рвет внутренности Дрозда. По телу раненого ходили неестественные волны, руки и ноги сталкера изгибались под немыслимыми углами, и в повисшей тишине отчетливо был слышен треск ломаемых костей и суставов.

– Пристрелите… меня! – с трудом вытолкнул из себя Дрозд. – Пожалуйста…

Петрович вздохнул.

– Нельзя. Ты сейчас или вылечишься, или… нет. Но в любом случае терпеть осталось недолго.