Закон землеройки

– Источником сведений не поделитесь? – язвительно спросил Лукавец, явно не желая оставаться в проигрыше.

– Источник по понятным причинам не назову, но девятимиллиметровый маузер под номером 123456 держал в руках буквально сегодня. Знаю даже, что он был выдан вашему дяде 3 января 1943 года со склада Четвертого управления НКВД…

– Александр Григорьевич, – хитро улыбнулся вдруг Лукавец, – а не хотите ли попариться, коли уж волей случая в бане оказались?

– Хотите убедиться, что я не прячу пистолет под одеждой? Нет, не прячу. Более того, готов обменять столь дорогую вашему сердцу реликвию на… – Выдержав должную паузу, я выразительно взглянул на мужчину с девицей: – Прошу прощения, но моя информация сугубо конфиденциальна.

– Аришенька, – понимающе повернулся «джигит» к подруге, – не желаешь ли совершить второй заход в парную?

Девица охотно поднялась, и вскоре парочка скрылась за дверью предбанника.

– Выкладывайте! – поторопил меня подполковник. – У нас пять минут на все про все. Сами видите: обстановка не слишком для разговоров подходящая.

– Буду краток, – заверил я его. – Во-первых, хочу передать вам двадцать два ствола боеспособного оружия и патроны, тротиловые шашки и гранаты в придачу. Всего на триста шестьдесят четыре тысячи двести рублей, но для ровного счета готов округлить сумму до трехсот шестидесяти тысяч.

– А откуда у вас оружие-то?! – непритворно удивился Лукавец.

– Не могу сказать, к сожалению. Но это не главное. Главное, что вы, согласно действующей ныне инструкции, обязаны выкупить данное вооружение у любого частного лица. Так?

– Так, так, – нехотя согласился подполковник. – Только я означенной вами суммой не располагаю: на подобные дела нам выделяют не более тридцати тысяч в год.

– Что ж, раз государство в обмене не заинтересовано, тогда придется сбыть оружие кому-нибудь из горожан, – делано безразлично пожал я плечами, как бы снимая с себя всякую ответственность. – Перейду ко второму вопросу…

– Э-э, что значит – сбыть горожанам? – угрожающе взмахнул вилкой подполковник. – Хотите сказать, что сами уедете, а мне тут потом разбираться с вашим стреляющим «наследством»?

– Но вы же не в состоянии заплатить за него, – изобразил я на лице крайнее недоумение. – Смешно, право слово… Неужели вы не в силах отыскать в городе богатого человека, способного выделить ради спокойствия милиции и прочего населения столь несущественную сумму? В качестве той же благотворительной помощи, например… Неизвестно ведь, в чьи руки оружие попадет, а там одних только пулеметных патронов три ящика! Или соскучились по бандитам типа Ронялы?

– Вашей осведомленности о недавнем прошлом Энска можно позавидовать, – скривился Лукавец. – Но раз уж так переживаете за наше благополучие, не могли бы по дружбе намекнуть, где хранится это оружие? Тогда и насчет перстня легко договоримся…

– На перстень я готов обменять пистолет вашего дяди! – отрезал я. И добавил чуть мягче: – Валерий Олегович, ну мы ж с вами не на базаре в конце концов… К тому же о месте хранения упомянутого оружия я не имею ни малейшего понятия. Сами посудите: ну кто меня, постороннего человека, станет посвящать в такие тайны? В данном случае я выступаю в роли всего лишь своего рода телефона, а телефоны, как известно, решений не принимают. Договоримся о законной сдаче стволов – хорошо, не договоримся – значит, не судьба…

– Интересно, москвичи все такие несговорчивые? – озабоченно потер щеку подполковник.

– А провинциалы все такие недалекие? – не остался я в долгу. – Удивляете, Валерий Олегович… Ну если нет денег в вашем ведомстве, так наверняка найдутся в другом! Вы ж не последний человек в городе! Нажмите на кого-нибудь, посулите неприятности… Поверьте, за вас же переживаю. Случится потом в городе что-нибудь серьезное – с вас же спросят! Почему, дескать, не доглядел, почему не пресек в зародыше?… А тут вы – бах! – и целый арсенал начальству предъявите! Орден на грудь, слава на века и полковничьи погоны на плечи без разговоров…

Скрипнула дверь, и в комнату снова ввалилась распаренная парочка. На какую-то секунду полотняный покров соскользнул с плеча девицы, и я торопливо отвел взгляд от ее женских прелестей.

– Почему вы ничем не угощаетесь? – спросила меня греческая богиня в хитоне, усаживаясь на свое место. – Не нравится или не голодны?

От нее исходил умопомрачительный запах сдобы, и от смущения я невольно закашлялся. Впрочем, недолгая пауза оказалась весьма кстати: подполковник тем временем торопливо поднялся, подхватил джигитистого мужчину под локоть и вывел в ту самую дверь, через которую не так давно явился сюда я. Спазм в горле мигом рассосался, и я с чувством произнес:

– О, не извольте беспокоиться, сударыня! Я заскочил по сугубо серьезным мужским делам, и мне не до угощений.