Закон Жизни (СИ)

— А ну, разошлись, окаянные! Чего надо, куда прёте?

— Варвар!.. В жертву!.. — несётся со всех сторон.

— Пацан мой гость!

— Комета!.. Предсказание!.. Сжечь!.. — из адского гомона можно вычленить только отдельные слова, но общий смысл понятен.

— Комета, да. Вона она, в небе висит! Только вот, скажите мне, люди добрые, каким местом комета энтая к полудохлому пацану относится? А?

— Ради милости Рогатого…

— Если это действительно Та Комета, если грядёт час Большой Битвы… Не поможет никакая жертва! Не трожьте пацана!

— Сжечь…

— Сжечь? В жертву? Да вам всем Око напекло! Не дам пацана. Он дурной, не помнит ничего! Нельзя таких трогать! И… Эй, постойте, чей там голос из выгребной ямы? Тулий, ты, что ли? Это твоё трусливое тявканье? Иди-ка сюда, шакал, мало я бока тебе мял. Напомню, как оно бывает, коли запамятовал! Чё, не идёшь? Боишься, да? Вот то-то же!.. А тебе чего не сидится спокойно, а, Ган? Забыл, небось, с чем я собирался помочь тебе? Да? Тронешь парня, точно можешь про уговор забыть. Я того так не спущу…

Прямо вижу, как каждое слово Гурта заставляет окруживших колебаться всё больше и больше. Явно, немалую роль в изменении настроения играют могучие мышцы и свирепый вид моего защитника. Хоть его и не любят, но явно уважают и боятся, сильно боятся. Подумалось даже, что вряд ли такая же речь, произнесённая кем-то хоть на голову ниже или с руками хоть ненамного тоньше, имела бы подобный эффект.

И вот когда кажется, что самое страшное позади, вперёд выходит какой-то мерзкий, высушенный, тощий, с первого взгляда очень не приглянувшийся мне дед. Только посмотрев на него, понимаю: сейчас начнётся. С такой мерзкой рожей невозможно не приносить неприятности.

Так оно и происходит.

— Гурт, не мешай честным людям! В небе комета, а рядом с тобой варвар. Рогатому угодны кровавые жертвы! Неверный должен быть убит!

Одобрительный гул со всех сторон. Толпа подаётся вперёд, налегает. Растопчут! Даже такого здоровяка, как кузнец, не заметят. Остаётся только надеяться, что он не будет творить глупости, оставит безнадёжное дело и хотя бы сам останется цел, когда всё закончится…

— Вот, перед Правдой… — Гурт изображает странный знак, не тот, со сведением ладоней сверху живота и опусканием их вниз, а другой, протянув вперёд руки, а потом хлопнув по очереди ладонями по сгибам локтей. И, будто решившись на что-то, продолжает. — Пацан мой приёмный сын. И, значит, не варвар. Нельзя его в жертву!

Тяжёлый взгляд кузнеца упирается в меня. Понимаю, что он ждёт от меня чего-то, и говорю:

— Я приёмный… — тут, если честно, замялся. Сказать вот так вот, что я сын какого-то там незнакомого дядьки, претит. Очень сильно, даже не знаю почему. Чувствую себя девственницей, которая отдаётся первому встречному. Пусть даже и не самому плохому. Но оказаться растерзанным толпой… Поборов себя, всё-таки выдавливаю: — Я сын кузнеца Гурта!

Повторяю жест. Ненадолго на округу опускается напряжённая тишина.

— Не забывай, Гурт. Ты был рабом. Хоть тебя сделали равным нам, честным гражданам…

— Слушай, старый хрыч, позволь уж мне самому решать, что надо помнить, а что нет! Мы оба граждане, и я, и парнишка. И если с нами что-то произойдёт… Ты же знаешь, Тид, сотник стражи — мой знакомый, часто заказы делает. Только у меня заказывает! И он скор на расплату, никаких судов не будет, не надейтесь. Будете отвечать, все. Правда на нашей стороне!

— Рогатый всё припомнит… — уже не так уверенно, видимо, приняв поражение, бубнит мерзкий тип. Но даже я понимаю — всё, буря миновала.

Деревенские, поворчав ещё для острастки, успокаиваются и расходятся, хоть и бросая на меня косые взгляды. Я тоже считаю за лучшее ретироваться в дом, за толстыми брёвнами как-то спокойнее. Пусть от «красного петуха» деревянные стены и не спасут, но хочется верить, что до такого не дойдёт. Всё-таки, авторитет у кузнеца, судя по всему, имеется.

Добравшись до постели и успокоившись, я, конечно же, задаю вопрос, что же это за комета такая и Большая Битва.

— Как, что за комета, ты будто с Тропы свалился… Хотя, о чём это я, конечно, ты же ничего не помнишь!.. Так слушай же… Ещё великие провидцы прошлого говорили, что такая красная комета, в виде меча, влечёт за собой страшную войну. Великую Войну. Ту Войну, когда Рогатый, — кузнец осеняет себя знаком, — сойдётся со своими противниками в Большой Битве.

— Кто такой Рогатый? — спрашиваю, подозревая, что уже знаю ответ.

Кивок в сторону статуэтки и картин — хотя, правильнее их назвать, наверное, иконами — подтверждает догадку.

— Рогатый, это Бог, милостью которого существует Великая Империя…

После недолгого молчания, Гурт продолжает:

— Ты, надеюсь, понимаешь, что надо быть осторожным? Пусть я сейчас и отбил тебя, но деревенские злобу затаили. Они злопамятны, ох как злопамятны! Так просто не спустят такого щелчка по своему наглому носу.