Законник

…Когда Ронни задрал мою рубашку до самой шеи и на спину упали холодные капли пахнущей хвоей мази, я с ужасом думала о том, что совсем не чувствую пальцев ног, а значит, гарантированно заболею. Но стоило мне почувствовать плечами горячие ладони Аурона, как эти мысли куда-то пропали. Уступив место жгучему стыду: к моему телу прикасался не муж, не лекарь и не портной! А значит, я только что потеряла лицо…

«Дура… — возмутился внутренний голос. — Ты связана с ним сильнее, чем с мужем: он поклялся заботиться о твоей жизни и чести! И будет делать это всегда! Чего бы ему это ни стоило…»

Поворочав в голове эту мысль, я ошарашенно поняла, что он — прав. Что Ронни ко мне никогда не остынет! Не забудет про меня ради второй жены, наложницы или любовницы и не прикажет меня удавить, чтобы привести кого помоложе…

«Ого!!!» — восхитилась я. И сразу же расстроилась: ведь данная мне клятва Жизни не мешала ему полюбить кого-нибудь ещё.

«Всё в твоих руках, дура… — усмехнулось моё второе «я». И ехидно добавило: — Вернее, наоборот: ты — в его! Цени…»

…Пока руки графа Аурона разминали мне плечи и верхнюю часть спины, я ещё хоть как-то соображала: сравнивала технику его работы с манипуляциями мэтра Угтака[121] и Мариссы, пыталась понять принцип надавливаний на те или иные точки и даже иногда вспоминала про Иглу и Молота, болтающихся под дождём. Но стоило Ронни прикоснуться к моей пояснице, как я ошалело открыла глаза и принюхалась.

В схроне пахло дождём, хвоей, прелой травой, мокрым волосом, мужским потом и вином — в общем, чем угодно, кроме экстракта милитриски.

«Получается, это… я сама? — растерянно подумала я. — У-у-у…»

«Вот тебе и «у-у-у…» — хохотнул внутренний голос. — Радоваться надо…»

«Рановато…» — чувствуя, что ещё немного, и я перестану себя контролировать, мысленно вздохнула я. И… заставила себя скользнуть в состояние небытия…

…Там, за гранью реальности, контролировать свои эмоции оказалось намного легче. Да, прикосновения рук графа Аурона к пояснице всё ещё обжигали, но этот жар уже не туманил мне разум и не подбивал на глупости. Правда, когда Ронни закутал меня в одеяло и принялся мять стопу и голень моей правой ноги, я чуть было снова не ухнула обратно в то самое чувственное безумие: его руки были такими тёплыми и сильными, что хотелось заплакать от счастья. А ещё… ещё сказать ему, что так не честно. Что забота должна быть обоюдной — ведь отдавать должно быть не менее приятно, чем получать…

…— Ну что, согрелась? — сбив меня с мысли, устало спросил граф Аурон. И начал закутывать мои ноги в одеяло.

— Ещё как… — выскользнув из транса, ответила я. А потом, решившись, спросила: — Скажи, Ронни, что я должна сказать или сделать, чтобы наша клятва стала взаимной?

Глава 40 Аурон Утерс, граф Вэлш

— Сотник и два десятника… Один — в цветах де Лемойров… Налегке… Лошади свежие… Судя по следам копыт, приехали со стороны Элкора…[122] На дороге — никого… В общем, всё так, как вы сказали… — вынырнув из придорожных кустов, доложил Молот.

— А где Игла? — зачем-то поинтересовался я.

— Остался неподалёку от них… На всякий случай… — пожал плечами воин.

Я поправил перевязь мечей, стряхнул с колена еловую хвою, потрепал кобылку промеж ушей, повернулся к Илзе… и, наткнувшись взглядом на плотный чёрный мешок, наброшенный на её голову, еле удержался от вздоха: принцесса надела его сама. Без всяких напоминаний с моей стороны…

«Скажи, Ронни, что я должна сказать или сделать, чтобы наша клятва стала взаимной!» — невесть в который раз мелькнуло в голове.

«Ничего… Ты и так делаешь всё, что можешь…» — не отрывая взгляда от связанных рук принцессы, мысленно ответил я. И подал кобылку вперёд…

…Услышав перестук копыт наших коней, троица мгновенно ощетинилась мечами. А потом, разглядев цвета наших с Нодром сюрко, подняла коней в галоп. И, в мгновение ока преодолев половину перестрела, подлетела ко мне.

— Ваша светлость? Сотник Пограничной стражи Даргар Острога! — представился старший. — Мне приказано доставить вам письмо, ответить на все ваши вопросы и оказать любую помощь, которая потребуется…

Я кивнул. Потом вытянул перед собой руку. И, дав сотнику возможность рассмотреть родовой перстень, перевернул её ладонью вверх:

— Будьте любезны…

Удостоверившись, что я — это я, сотник подъехал поближе и с поклоном протянул мне крошечный свиток.

Внимательно оглядев обе печати, я вытащил кинжал, перерезал тесьму и, пробежав глазами текст, вопросительно посмотрел на Острогу:

— Как давно прилетел голубь?

— Третьего дня, ваша светлость!

— Что известно об армии Онгарона?

Сотник показал взглядом на «пленную» и, дождавшись подтверждающего жеста, принялся за доклад: