Законник

…Часа через полтора я лежала на чистых простынях, в чистой нижней рубашке и штанах, млела от запаха своих собственных чисто вымытых волос и изо всех сил старалась не шевелиться — распаренное тело почему-то превратилось в один сплошной нерв. И отвечало вспышкой боли на любое движение. Но это нисколько не портило мне настроения — во-первых, я была чистой! Во-вторых, в комнате было ЖАРКО! В-третьих, на мне была сухая одежда. И, в-четвёртых, кубок вина, принятый на пустой желудок, ощутимо туманил мне рассудок…

Ронни вошёл без стука. Видимо, пообщавшись с выносившей воду служанкой. И, закрыв дверь на щеколду, поинтересовался:

— Сопротивляться будем?

«Мама так говорит…» — вспомнила я. И промычала что-то вроде «нет!».

Видимо, он меня понял, так как через мгновение уселся на край кровати и по-хозяйски задрал вверх мою нижнюю рубашку.

Я слегка покраснела: в отличие от схрона в комнате горело несколько свечей. И он видел моё тело!

«В прошлом году ты была куда менее стеснительной…» — сказала себе я. Потом представила себе, что мне придётся пережить, пока Ронни будет разминать окаменевшие мышцы, и ужаснулась…

…Первое прикосновение оказалось лёгким, как дуновение ветерка: его ладони просто легли на мои плечи и начали прогревать кожу. Мне стало не по себе — это больше напоминало не массаж, а ласку. Впрочем, через несколько минут ладони начали двигаться, надавливания и поглаживания стали чуточку жёстче, и я, почувствовав, что он проминает мышцы, слегка успокоилась. Кстати, боли не было. Совсем: Ронни каким-то образом ощущал тот предел, за которым его прикосновение могло стать болезненным. И умудрялся балансировать на самой грани.

Плечи, шея, спина, стопы, икры — под его пальцами я постепенно расслаблялась и вскоре дошла до состояния, когда не ощущала ничего, кроме лёгкого покалывания в уже размятой спине, и жара во всём теле.

Чуть хуже было с сознанием — вино ударило в голову, и я периодически ловила себя на мысли, что всё хуже и хуже контролирую свои эмоции.

Момента, когда Ронни принялся массировать мои ноги выше коленей, я не уловила. Просто в одно мгновение поняла, что мои икры замотаны в одеяло, а его руки разминают мышцы внутренней и задней поверхности левого бедра! Вспышка желания и накатившая за ней волна жгучего стыда оказались такими острыми, что я вытаращила глаза, упёрлась руками в кровать, чтобы вскочить на ноги, и… замерла, услышав ехидный смешок:

— Кто-то утверждал, что сопротивляться не будет…

— Я и не сопротивлялась! Но…

— Что «но»? — перебил меня Ронни. — Я, конечно, вместо бёдер я могу размять тебе пальцы рук. Но от этого ноги болеть не перестанут…

— Это… это… неправильно!!!

— В жизни много чего неправильного. Скажем, сбегать из дому, чтобы спасти от равсаров семью своего похитителя, неправильно. Искать Дайта Жернова по постоялым дворам Арнорда — тоже. Мчаться невесть куда, чтобы доказать невиновность не твоего сюзерена — вообще идиотизм! Однако, принимая решения, ты почему-то об этом не задумывалась. Потому что знала: никто, кроме тебя, этого не сделает… Так?

— Угу… Но…

— Судя по состоянию твоих мышц, последние дня три ты постоянно чувствуешь боль. Это тоже неправильно… — не дав мне договорить, буркнул он. — Увы, передвигаться медленнее было нельзя. А вот избавить тебя от боли — можно… Впрочем, если тебе настолько неприятны мои прикосновения, то я оставлю тебя в покое…

— Как это неприятны?! — возмутилась я. Потом зажмурилась и, густо покраснев, попыталась объяснить свою мысль: — Просто это — мои бёдра…

— Не твои я бы мять не ста… — начал было Ронни и поперхнулся.

У меня перехватило дыхание, заколотилось сердце, а сознание заволокла пелена какого-то бесшабашного безумия:

— Точно?

— Угу… — после небольшой паузы ответил он.

— А чего это вдруг?

— Ну, во-первых, тебе я дал клятву Жизни, а всем остальным — нет…

— А во-вторых? — понимая, что не смогу промолчать, поинтересовалась я.

— Во-вторых, у тебя они болят…

— То есть если бёдра заболят у кого-нибудь ещё, то ты с удовольствием им их помнёшь…

— Нет!!!

— Помнёшь, но без удовольствия? — еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, спросила я.

— Нет! Не буду я никому мять ни бёдра, ни что-нибудь ещё!

— Ты забыл добавить «кроме тебя»… — уточнила я.

— Кроме тебя… — эхом ответил Ронни. Потом взял и убрал руки с моих бёдер. — Тебе — буду. Но если ты меня об этом попросишь…

Будь я в нормальном состоянии, я бы онемела. А так — ответила не задумываясь:

— Аурон Утерс, граф Вэлш! Вы не будете так любезны как следует размять мои истерзанные бёдра?

— С удовольствием, ваше высочество… — в унисон мне ответил он. И, наконец, вернул руки обратно. От чего у меня ощутимо помутилось в голове.

«Ещё немного — и я окончательно сойду с ума…» — обречённо подумала я. И, вспомнив, что на столе стояло два кувшина, пробормотала:

— Ронни! Могу я попросить тебя налить мне холодной воды?

— Можешь… Проси… — поддел меня он. Но с кровати всё-таки встал…