— Разве это — темнота? — удивлённо спрашивает Кузнечик. — По-моему, света тут предостаточно…
…Действительно, разве это темнота? Свеча горит? Горит. Что-то там освещает? Освещает. А то, что подсвечник стоит в дальнем от меня углу комнаты, за поставленным вертикально щитом, на который, для «полного счастья», наброшена ещё и воловья шкура — это ерунда. Мелочи. Ведь если в комнате есть горящая свеча, значит, я должен видеть. Всё: пол, стены, мебель и даже потолок. А ещё противника, его оружие, движения, направление взгляда. Ни, и реагировать на них.
А у меня почему-то не получается. То ли потому, что Кузнечик слишком быстр, то ли потому, что ТЕМНО!!!
— Драться днём, при свете солнца, на сухой и ровной поверхности может любой дурак… — мгновением позже, пытаясь вбить тренировочный меч мне в печень, усмехается Учитель. — А вот по колено в грязи, под струями проливного дождя и в кромешной тьме — только те, кого этому целенаправленно учили. И у кого хватило силы воли и упрямства заставить себя и двигаться, и смотреть, и видеть. Не криви губы — света тут действительно предостаточно. Иначе бы я не попадал туда, куда хочу… Вот твоя левая ключица. Чувствуешь? А вот — правое колено… Левое подреберье… Локоть… О!!! Увернулся!!! Случайность?
— Угу… — стараясь не обращать внимания на вспышки боли, бурчу я.
— В бою нет места для случайностей. Одна ошибка — и погибнешь не только ты, но и те воины, которых тебе, Утерсу, придётся вести за собой. А, значит, десятки, если не сотни мужчин уже никогда не вернутся к своим семьям. Представил? Молодец! А теперь перестань таращить глаза и постарайся меня почувствовать. Всего сразу. Да не пялься ты на мои руки, дурень! Я же говорю — всего сразу!!!
«Всего сразу…» — мысленно повторил я. И криво усмехнулся: сейчас, при свете звёзд, я видел не только контуры фигуры прячущегося рядом с кузницей мужчины, но и гримасу, уродующую его лицо.
Ненависть. Нетерпение. Предвкушение. Что-то вроде беспокойства — видимо, за друга, оставшегося лежать где-то за моей спиной. И готовность атаковать…
— Беги!
Услышав едва слышный хрип, раздавшийся из-за моей спины, этот наглец упрямо сдвинул брови и переложил меч в левую руку.
— Да беги же! Это сама Смерть!!!
«Не побежит…» — подумал я. И, ощутив начало движения
, скользнул на полшага вперёд и в сторону, уклоняясь от брошенного в меня ножа.— Тварь!!! — взвыл мечник, обескураженный своим промахом. И тут же бросился в атаку…
…Как говорил Кузнечик, «ненависть — не лучшее подспорье в бою». Ибо она мешает думать. Поэтому первое же движение воина, явно привыкшего работать только в строю и со щитом на левой руке, оказалось последним: мой правый клинок аккуратно чиркнул по сгибу локтя его мечевой руки. А левый врубился в колено выставленной вперёд ноги.
— А-а-а!!! — устрашающий вопль, который должен был ввести меня в ступор и дать убийце шанс меня достать, слегка запоздал. Как и удар в живот кинжалом, зажатым в левой руке: к тому моменту, как остро отточенное лезвие рванулось вперёд, я уже стоял за спиной противника, а навершие рукояти моего правого меча завершало путь к его виску…
Увидев едва заметную тень, несущуюся ко мне со стороны постоялого двора, я выхватил из ножен метательный клинок и… тут же вложил его обратно: судя по пластике движений и топору, зажатому в правой руке, это был Колченогий Дик.