Законник Российской Империи

Этот вопрос застал меня врасплох. В моей памяти всплыли имена поэтов из моего прежнего мира — Пушкин, Лермонтов, Есенин. Россия богата на гениев литературы. Но здесь, в этой версии Российской Империи, их словно и не существовало. Даже император здесь был не Петр, а какой-то из Алексеев Романовых. Какой-то, потому что на моей памяти их было несколько.

— Когда-то нравилась, — ответил я честно. — Но потом как-то стало не до нее.

— Понимаю, — кивнул Ярослав. — Но знаешь, у тебя есть шанс вернуться к этому увлечению. Наследный принц устраивает поэтический бал при дворе через три дня. Такому гостю, как ты — сын министра финансов — там будут рады. Я тоже там буду, — добавил он с хитрой улыбкой. — Там собираются просто потрясающие дамы! Я даже пару стихотворений выучил для такого случая. Если ты понимаешь, о чем я, — подмигнул он мне, подкрутив кончик уса.

Я мысленно усмехнулся. Ловелас, как я и думал. Но идея посетить бал казалась заманчивой — это был шанс познакомиться с молодыми людьми империи, и, возможно, узнать что-то полезное.

Наш разговор прервал звук открывающейся двери. В лазарет вошел Соколов, его лицо выражало смесь удовлетворения и строгости.

— Левински, поздравляю с повышением до шестого ранга, — произнес он без вступлений. — Целители закончили? Отлично! А теперь будь добр, покинь помещение. Мне нужно поговорить с Темниковым наедине.

— Но я хотел узнать ранг Максима… — даже как-то растерялся Ярослав.

Соколов бросил на него суровый взгляд.

— Это нарушение протокола. Хочешь получить взбучку? Иди давай!

Левински, поджав губы, неохотно вышел из лазарета. Как только дверь за ним закрылась, Соколов повернулся ко мне.

— Максим, твой ранг — седьмой, — произнес он тихо. — Но я настоятельно рекомендую не распространяться об этом. Держись четвертого ранга, указанного в документах.

Он протянул мне две бирки — золотую с цифрой семь и серебряную с цифрой четыре.

— Поздравляю с отличным результатом, — добавил он, и в его голосе прозвучала искренняя гордость. — Получить золотую бирку при первом же экзамене… Впрочем, я даже не удивлен, ты отличный ученик, меньшего я не ожидал. Все же я, в том числе приложил к этому руку, а у меня не могло получиться плохо.

Я принял бирки, чувствуя их вес в своей руке. Седьмой ранг из десяти… Да, насколько я знал, чем выше ранг, тем огромнее пропасть до следующего, но тем не менее, это был приличный результат. И я понимал, почему Соколов советовал держать это в тайне.

— Спасибо, учитель, — ответил я, проигнорировав его минутку бахвальства.

Мы покинули лазарет и направились к выходу с полигона. Яркое солнце ослепило меня на мгновение, когда мы вышли наружу. Я уже собирался попрощаться с Соколовым, когда услышал голос, окликнувший меня:

— Господин Темников! Можно вас на минуту?

Я обернулся и на секунду замер. Что могло быть нужно от меня такому человеку?

— Ваше Высочество, — произнес я, склоняя голову в почтительном поклоне.

Принц улыбнулся, его глаза светились живым интересом.

— Я был впечатлен вашим выступлением, господин Темников. Не могли бы мы побеседовать наедине?

Я почувствовал на себе взгляд Соколова — в нем читалось предупреждение быть осторожным. Но отказать принцу было невозможно.

— Конечно, Ваше Высочество, — ответил я. — Для меня это честь.

— В таком случае, предлагаю прогуляться, — указал он в сторону.

Глава 19

Я шел рядом с принцем Андреем Алексеевичем вдоль стен полигона, где недавно прошел мой поединок с Левински.

Принц начал разговор, и его голос звучал неожиданно оживленно для человека его положения:

— Знаете, господин Темников, ваш дед, Владимир Федорович, был поистине выдающимся человеком. Не только блестящий финансист, но и гроссмейстер экстра-класса! И второе гораздо интереснее первого.

Я слушал, сохраняя на лице маску вежливого интереса, хотя внутренне усмехался. Мой дед, которого я знал как строгого и немногословного наставника, был предметом такого восхищения в высших кругах. Интересно сколько всего я еще узнаю про свою семью теперь?

— Я читал зафиксированную партию против австрийского канцлера, — продолжал принц, его глаза горели энтузиазмом. — Это было настоящее произведение искусства! Владимир Федорович пожертвовал ферзя на восемнадцатом ходу, а затем… — Андрей Алексеевич на секунду запнулся, словно вспоминая.— А затем провел такую комбинацию, что австриец капитулировал через пять ходов, осознав тщетность своих попыток исправить ситуацию. Мне безумно жаль, что я не мог увидеть это воочию!

Я кивнул, вспоминая, как дед рассказывал мне об этой партии. Он тогда сказал: «Запомни, Максим, в шахматах, как и в жизни, иногда нужно пожертвовать чем-то ценным, чтобы добиться большего».

На самом деле каждая наша игра и каждый рассказ несли в себе намного больше, чем просто игра. Дед учил меня жизни. По-своему, как мог, но эти уроки, даже мне, человеку, живущему вторую жизнь, были весьма ценны.

— А вы, господин Темников? — внезапно спросил принц, прерывая мои размышления. — Владимир Федорович обучал вас шахматам?

— Мы сыграли пару партий, Ваше Высочество. Ничего особенного, — улыбнулся я.