Законный брак

Напряжение достигло пика (или зенита) в тот день, когда я потащила Фелипе в Центральный Лаос, где, как я думала, находилось место исключительного археологического значения. Ради этого надо было проехать двенадцать часов на автобусе. Вместе с нами в автобусе ехало довольно крупное поголовье скота, а сиденья были жестче скамей в молельном доме квакеров. Разумеется, там не было никакого кондиционера, а окна были замурованы. Не могу сказать, что жара стояла невыносимая, потому что как-то же мы ее вынесли, но скажу одно – было очень, очень жарко. Я не могла вызвать у Фелипе интереса к археологической достопримечательности, которую нам скоро предстояло увидеть, но и он никак не реагировал на условия нашей поездки – вот это казалось вдвойне странным, учитывая, что более опасного путешествия на общественном транспорте на моей памяти не было. Водитель рулил своей древней таратайкой с агрессией маньяка, пару раз чуть не спустив нас с довольно живописных утесов. Но Фелипе этого как будто не замечал; он даже не отреагировал, когда мы несколько раз чуть не столкнулись с другими машинами, потому что ехали по встречной. Он просто впал в ступор. Устало прикрыл глаза и перестал разговаривать. Казалось, мой суженый смирился с тем, что смерть неизбежна. Даже больше: он хотел умереть.

Спустя еще несколько часов потенциальной угрозы для жизни автобус вдруг завернул за угол, и мы очутились на месте крупной аварии: два автобуса, точно таких же как наш, только что столкнулись лоб в лоб. Жертв вроде бы не было, но вот сами автобусы превратились в дымящуюся груду покореженного металла.

Когда мы замедлили ход, проезжая место происшествия, я схватила Фелипе за руку и воскликнула:

– Смотри, дорогой! Два автобуса столкнулись! Даже не открыв глаз, он с сарказмом процедил:

– И как это могло случиться? Меня вдруг захлестнула злоба.

– Ты этого хочешь? – спросила я.

Он не ответил, отчего я завелась еще сильнее и затараторила:

– Я просто пытаюсь сделать ситуацию как можно более сносной, ясно? Если у тебя есть идеи или план получше – пожалуйста, я слушаю. И очень надеюсь, что ты придумаешь, как улучшить себе настроение, потому что, ну правда, сил уже нет выносить твой страдальческий вид!

Тут наконец Фелипе открыл глаза.

– Я просто хочу кофейник, – проговорил он с неожиданной горячностью.

– Какой еще кофейник?

– Хочу быть дома, жить с тобой спокойно на одном месте. Чтоб каждый день был похож на другой. Чтобы у нас был свой кофейник. И можно было бы просыпаться каждое утро и готовить завтрак в нашем собственном доме, варить кофе в нашем собственном кофейнике.

В других обстоятельствах это признание, может, и показалось бы мне трогательным – а может, оно должно было показаться трогательным в любых обстоятельствах, – но тогда я разозлилась лишь сильнее: зачем мечтать о том, что сейчас явно неосуществимо?

– Сейчас это невозможно! – так и сказала я.

– Господи, Лиз, думаешь, я не понимаю?

– По-твоему, мне все это не нужно? – выпалила я. Он повысил голос:

– Лиз, думаешь, я не догадываюсь, что тебе это нужно? Думаешь, я не замечаю, что ты смотришь объявления на сайтах агентств недвижимости? Не вижу, как ты скучаешь по дому? Ты хоть представляешь, как я себя чувствую из-за того, что не могу дать тебе все это прямо сейчас, из-за того, что ты вынуждена мотаться по облезлым гостиницам на другом конце света? Ты хоть представляешь, как это унизительно – что я не могу предложить тебе лучшую жизнь? Знаешь, насколько беспомощным я себя чувствую? Как мужчина?

Иногда я забываю…

Я должна сказать об этом, потому что в браке это очень важный момент: иногда я забываю, какое значение мужчины – некоторые мужчины – придают возможности беспрерывно обеспечивать своих любимых материальными благами и заботой. Забываю о том, какую опасность таит в себе то чувство неполноценности, что они испытывают, будучи лишенными этой важной возможности, о том, как много она значит для мужчин и что символизирует.

До сих пор помню страдальческое выражение лица моего старого друга, когда пару лет назад тот сообщил, что он него уходит жена. Она жаловалась на глубокое одиночество, на то, что его «никогда нет рядом», – а он не понимал, что это вообще означает. Ему-то казалось, что он надрывается, заботясь о жене годами. «Нуда, – признавался он, – возможно, эмоционально я не всегда ее поддерживал, но, ради всего святого, я же ее обеспечивал! Работал на двух работах ради нее! Неужели одно это не доказывает, как сильно я ее люблю? Она должна была понять, что я готов сделать что угодно, чтобы поддержать ее, защитить! Случись ядерная война, я бы схватил ее, перебросил через плечо и отнес в укрытие по горящей земле – и она это знала). Ну как после такого можно говорить, что меня „никогда нет рядом"?»

А я никак не могла сообщить расстроенному другу одну новость – что, к сожалению, ядерная война случается не каждый день. Каждый день, к сожалению, женам нужно всего лишь чуть больше внимания.