Законный брак

Мало того, последние несколько месяцев заставили меня обратить внимание на очень важное несоответствие между нами, которого я раньше не замечала. Хотя мы оба всю жизнь путешествуем, делаем это совершенно по-разному. Я постепенно пришла к выводу, что Фелипе – одновременно лучший и худший путешественник на свете. Он терпеть не может чужие ванные, грязные забегаловки, неудобные поезда, гостиничные кровати – а ведь всё это, как-никак, сопряжено с самим определением путешествия. Если бы у него был выбор, он нашел бы успокоение в знакомой и скучной повседневной рутине. Все это наводит на мысль, что он вообще не годится для путешествий. Но это не так, потому что вдобавок ко всему Фелипе обладает одним даром (суперспособностью, секретным оружием), который ставит его совершенно вне конкуренции: он способен создать знакомую среду и найти успокоение в скучной повседневной рутине в любом месте, если только позволить ему там задержаться. Примерно за три дня он может «осесть» в любой точке земного шара – и остаться в этой точке хоть на десять лет, ни разу не пожаловавшись. Вот почему Фелипе жил по всему миру. Не просто ездил, а жил. За годы он стал своим во многих странах – от ЮАР до Европы, от Ближнего Востока до Южно-Тихоокеанского региона. Он приезжает в новое место, решает, что ему там нравится, переезжает туда, учит язык и моментально становится одним из местных. К примеру, в Ноксвилле у Фелипе меньше чем за неделю пребывания появилось свое любимое кафе для завтраков, любимый бармен и любимый ресторанчик, куда он ходил обедать. («Дорогая! – сказал он мне как-то, вернувшись в диком восторге после прогулки по центру Ноксвилла в одиночестве. – Ты знала, что у вас тут есть совершенно замечательный и совсем недорогой рыбный ресторанчик, „Джон Лонг Слайверс"?») Он бы с радостью остался в Ноксвилле навсегда, если бы я захотела. Идея поселиться в том гостиничном номере на долгие годы совсем его не пугала. Главное, чтобы не надо было переезжать в другое место.

Тут я не могу не вспомнить историю из детства Фелипе, которую он мне как-то рассказал. Когда он был маленьким и жил в Бразилии, то иногда, испугавшись кошмара или воображаемого чудовища, просыпался ночью, бежал по комнате и забирался в кровать к своей чудесной сестре Лили. Лили была на десять лет старше его и потому являлась для него воплощением человеческой мудрости и лучшим охранником. Он стучал ей пальчиком по плечу и шептал: «Me da um cantinho» – «Освободи мне уголок». Сонная Лили, ни разу не возмутившись, двигалась и освобождала для Фелипе теплый уголок в кровати. Ведь он просил так мало – всего лишь один маленький теплый уголок. И все годы, что я его знала, он никогда не претендовал на большее, чем этот уголок.

А вот я не такая.

В то время как Фелипе может найти уголок в любой точке Земли и остаться там навсегда, я так не могу. Меня всё время что-то гонит. И эта потребность в движении делает меня куда лучшим путешественником, чем он. Моему любопытству нет конца, и я почти бесконечно готова терпеть всяческие неудобства, неудачи, мелкие катастрофы. Я могу поехать куда угодно – это не проблема. Проблема в том, что жить я не могу почти нигде. Я поняла это всего несколько недель назад, в Северном Лаосе, когда в одно чудесное утро в Луангпхабанге Фелипе проснулся и сказал:

– Дорогая, а давай здесь останемся.

– Конечно, – ответила я. – Останемся еще на пару дней, если хочешь.

– Да нет, я имею в виду – давай переедем! Забудем об этом эмиграционном процессе. Слишком много мороки! А Луангпхабанг – такой замечательный город. Мне нравится его атмосфера. Как в Бразилии тридцать лет назад. Откроем тут маленький отель или магазин, это будет несложно и недорого, снимем квартиру, совьем гнездышко…

В ответ на эти слова я побледнела.

А ведь он говорил серьезно. Он бы так и сделал. Взял и переехал бы в Северный Лаос на неопределенный срок, построил бы там новую жизнь. Но я так не могу. Фелипе предложил мне такой тип путешествий, который я не могла принять безоговорочно, – это уже не путешествия даже, а готовность быть проглоченным незнакомым местом навеки. Мне эта идея не нравилась. И тут я впервые поняла, что все мои прежние путешествия были куда более дилетантскими, чем я представляла. Мне нравилось откусывать от мира по кусочку, но, когда доходило до того, чтобы остаться – остаться всерьез, – я хотела жить только дома, в своей стране, говорить на своем языке, быть рядом с семьей, в компании людей, которые верят во все то же самое, что и я, и думают так же. По сути, я была ограничена одним маленьким регионом планеты Земля – южная часть штата Нью-Йорк плюс сельские районы Нью-Джерси, северо-западный Коннектикут да пара кусочков Восточной Пенсильвании. Довольно узкий ареал для птички, которая зовет себя перелетной. А вот моя «летающая рыба», Фелипе, напротив, не был скован такими «домашними» ограничениями. Дай ему ведро воды – и он был бы счастлив в любой точке мира.