Законодатели

Они больше всех страдали за время своего долгого и тяжелого восхождения; их более тяжелый и менее гибкий ум проникся громадным тщеславием и узкой односторонностью. Истиной они признают только свое знание, добытое ценой изнурительной борьбы, а право на существование они признают только за тем, что могут осязать и удостоверить посредством своих несовершенных инструментов.

А так как никакой скальпель не может сыскать душу в рассекаемой ими материи, никакой микроскоп не показал еще им астрального тела, а сами они не в состоянии осязать невидимое, то и постановляют, что существует одна лишь видимая ими материя, а духовное начало дерзко вычеркивается из мироздания.

Основываясь на законах природы, – тех, которые им известны, конечно, – они проповедуют материализм, небытие заменяет Бога, научная нетерпимость, преемница нетерпимости религиозной, царит полновластно и… вот мы и дошли до последних времен цикла.

Точная наука, жестокая, непреклонная и материалистическая, растет и процветает; но в ее разветвлениях удушаются и чахнут вера, совесть и законы нравственные.

Разражается полная вакханалия. Открытия быстро сменяются одно другим и страшные силы природы порабощаются на черную работу; не зная законов, управляющих исполинами пространства, из них делают каторжников, не допуская и мысли, что может случиться происшествие, как было с учеником волшебника, который не сумел обуздать им же вызванные силы.

Тайные знания, к которым некогда обращались лишь в важных случаях, отдавая их притом только в надежные руки, делаются достоянием толпы, а злоупотребление этими опасными силами, в связи с изобилием дурных, ничем более не сдерживаемых инстинктов, приводит человечество к упадку, свидетелем чего ты и был. А далее наступает момент, когда новая всемирная катастрофа положит конец преступному роду людскому, его науке, преступлениям и злоупотреблениям…

В этом шествии человечества в течение веков заключается нравственная, политическая и социальная история народов, которые за время известного цикла сменяют друг друга на земле.

Таков, сын мой, тернистый путь низших народностей, восходящих по незримой лестнице совершенствования. Таков он был, таковым и будет; меняются действующие лица, а роли, добродетели и слабости остаются все те же.

А теперь нам пора расстаться. Беседа наша затянулась намного дольше обыкновенного, и если ты хочешь получить еще какие-нибудь разъяснения, пусть это останется на завтра.

Глава восьмая

Жизнь в божественном городке протекала мирно, посвященная труду. Школы действовали правильно, а в большом храме совершалась особая, высокой важности работа. Иерофанты считали, что настало время устроить в лесах и долинах священные места, куда население могло бы приходить со своими мольбами к божеству, испрашивать у него помощи в скорбях, исцеления в болезнях; одним словом, установить путем веры и молитвы прочную и неразрывную связь между страждущим человечеством и силами добра.

Для этой цели изготовлялись священные статуи, которые должны были быть установлены поблизости от целебных источников, в областях произрастания лекарственных трав и других благодатных для здоровья местах.

А изготовление статуй было делом очень сложным, подчиненным сокровенному ритуалу, участие в котором могли принимать лишь высшие иерофанты и получившие уже высокую степень посвящения девственницы.

В одной из пещер при храме помещалась таинственная, озаренная бледным голубоватым светом мастерская, где находились материалы для работы, притом не иначе как драгоценные.

Итак, однажды в подземной мастерской находился Супрамати и семь молодых девушек, одетых по ритуалу в белые, стянутые серебряными поясами одеяния с вполне открытыми руками. Супрамати, также в белом облачении и с блестящим нагрудным знаком, был занят около одного из огромных чанов, стоявших вдоль стены.

В находившуюся в чане массу – нечто вроде теста голубовато-белого цвета – он влил из флакона с золотой пробкой бесцветную жидкость, произнося при этом нараспев формулы.

Затем содержимое чана перенесли на каменный стол, и Супрамати начал лепить человеческую, еще грубую поначалу фигуру, у которой обозначились пока лишь голова и торс. Во время этой работы семь молодых девушек, взявшись за руки, образовали цепь вокруг работавшего мага и мерно, тихо запели.

Когда этот скульптурный эскиз был окончен, Супрамати взял кусок теста, положил его отдельно, вылил на него несколько капель первородной эссенции с умершей планеты и размесил его. Потом он подозвал знаком одну из молодых девушек, и та разделила тесто надвое, причем из одной части слепила сердце, а из другой мозг. Супрамати одно поместил в голову, другое в грудь, на место, занимаемое сердцем человека.