Законы отцов наших

Гэс стоял по другую сторону прилавка. Он вытер руку о засаленный фартук и молча кивнул. Во рту у него торчал окурок настолько маленький, что я удивился, как он только еще не обжег себе губы. Сонни Сорвала куртку с вешалки у стойки и повела меня через кухню на задний двор. Бетонный пол, покрытый красной краской, не блистал особой чистотой. Несмотря на все усилия, уборщицы не могли отскрести въевшуюся в него грязь.

— Я скоро вернусь! — крикнула Сонни в ответ на чей-то протестующий возглас и, распахнув железную решетку, вышла в переулок.

От мусорных баков, переполненных кухонными отходами, исходила характерная вонь. На деревянной ступеньке у дверного проема лежал кот. Он растянулся на солнце и, зажмурив глаза, водил лапой в воздухе, очевидно, наслаждаясь воспоминаниями, доставшимися ему в генах по наследству от славного предка, родившегося тигром.

Как только мы оказались наедине, Сонни подошла и обняла меня. Она прижалась ко мне, положив голову мне на грудь так, словно между нами все по-старому и не было никаких взаимных обид и ссор. Ощущение ее тела, такого знакомого, повергло меня в бездну противоречивых эмоций.

— Ты ждал до последней минуты, — сказала она.

— Да, это точно. Вот уже целый час, как я являюсь кандидатом на отсидку. Какой-нибудь офицер на призывном пункте смотрит на мою фамилию в списке, сверяясь с данными дорожной полиции о пострадавших в авариях за последние двое суток, и надеется, что ему не придется заводить дело на дезертира и заниматься всей этой писаниной. — Несмотря на всю неопределенность момента, мое решение по-прежнему казалось мне единственно верным.

Разговор зашел о Корпусе мира. Заявление, поданное Сонни, прошло все инстанции с неслыханной скоростью. В следующем месяце она должна была отправиться в Манилу. Ее прикомандировали к Центру планирования семьи, находившемуся в северной части страны. Сонни рассказывала об этом без заметного воодушевления. Это было конкретное место, обычная работа. В ее первоначальном представлении Корпус мира был окружен аурой романтики. Она рисовала себе непроходимые девственные леса и джунгли, встречи с культурами далекого, чуть ли не доисторического прошлого. Однако при упоминании об этом Центре в памяти оживали картины кишащих людьми и похожих на муравейники азиатских городов — Бомбея, Бангкока: отчаянная нищета, поголовная неграмотность, грязь, коррупция, поразившая все слои населения сверху донизу. Теперь в Сонни уже не было прежней уверенности, что, проделав путь в десять тысяч километров, она обретет вечную истину или что ее будут ждать необыкновенные приключения, которые, как ей казалось, она могла упустить, оставаясь со мной.

— Классная работенка, — сказал я.

— Надеюсь, что так. Грэм цитирует Горация: «Они меняют свои края, но не умы… те, что стремятся через моря». — Вяло пожав плечами, она меланхолично вздохнула.

На Сонни были белые колготки и дешевые белые туфли. Рукава черной джинсовой куртки, видимо, взятой у Грэма, доставали ей едва ли не до кончиков пальцев.

— Знаешь что? Ты, наверное, сейчас сильно удивишься, — сказал я, — Люси собирается поехать со мной.

— Вот как?

— Они с Хоби разошлись. Ты же ее знаешь. Компанейская девушка. Моральная поддержка. Ну и все такое.

— Вот именно, моральная поддержка, — с улыбкой произнесла Сонни. — Она так привяжется к тебе, что ей расхочется расставаться с тобой.

— Ерунда.

— Эй, кому, как не нам, женщинам, судить об этом.

Это доставляло Сонни удовольствие. Я знал. Такой флирт. Она делала вид, будто у меня уже наладилась своя, счастливая жизнь.

— Ведь я — перекати-поле, Сонни.

— А как же твои родители?

— Думаю, они к этому готовы, — ответил я стоически.

Однако Сонни прожила со мной слишком долго, чтобы не заметить изменения в моем голосе, пусть даже самого незначительного. Она смерила меня проницательным взглядом, и я в полной беспомощности опустил глаза. Сонни познала меня в гораздо большей степени, нежели я ее, что и продемонстрировала еще раз.

— Ты что-то задумал, бэби?

— Кое-что, — ответил я.

Меня окончательно сразило ее обращение. Она назвала меня «бэби». Я намеревался держаться отчужденно, настороже, чтобы ни в коем случае не проговориться. Например, Люси я сказал, что мы отправимся в путь из мотеля, на случай если за мной явятся люди из призывного пункта. Глупая выдумка, поскольку при любом раскладе меня могли объявить в розыск не раньше чем через несколько недель, когда военные поймут, что поиски зашли в тупик, и передадут мои данные в ФБР.

— Перекрестись, что никому не скажешь, — попытался пошутить я.

Сонни сделала шаг назад и испуганно посмотрела на меня.

— Меня должны похитить, — с глупой ухмылкой заявил я, несмотря на то что внутри меня при одной мысли о следующем шаге разверзалась пропасть.

— Похитить? — Она начала соображать. — Что это значит?

— Не спрашивай, — произнес я с мольбой в голосе. — Все равно ты не поверишь.

Сонни схватила меня за рукав:

— Хоби тоже замешан в этом?

— Забудь об этом. Все хорошо. Просто небольшой финт ушами, однако опасности никакой, ни для кого. Держи язык за зубами, ладно?