Законы отцов наших

Главным достоинством своей работы Сет считает общение с людьми. По сути, это — интервью, в которых он просит людей рассказывать о таких вещах. Ему пишут и звонят в редакцию сотни людей. Он может находиться за полторы тысячи миль и сказать в телефонную трубку традиционную фразу: «Я хочу познакомиться с вами, мне бы хотелось рассказать вашу историю в своей колонке», и люди, отчаянно нуждающиеся в понимании, страдающие от недостатка внимания, рассказывают ему почти все.

Лежа на больничной койке, мужчина сначала отпил из стакана немного воды.

— Дело в том, — сказал он Сету медленным, протяжным говором, типичным для жителей Среднего Запада, — дело в том, что мне даже в голову не приходило, что я могу поступить как-то иначе.

Эти слова могли стать сногсшибательным заголовком. Когда-то они с Люси тоже были связаны подобными узами безграничной взаимной преданности, да и теперь по-прежнему готовы на все ради друг друга, то ли по привычке, то ли из благодарности. Однако, слушая того мужчину, Сет вдруг осознал: в нем нет уверенности, что его будущие отношения с Сонни расцветут таким же пышным цветом. Да, в них были мир, юмор, чувствительность и изумительное сладострастие. Но он сомневается, что Сонни, столкнувшись с необходимостью принести жертву, сможет когда-либо убедить его, что она просто не может поступить иначе.

У ног Сета небольшой клочок лужайки, который очень давно его мать заняла под огород. Сет тогда еще и в школу не ходил. Она прилежно возделывала эти пятнадцать квадратных футов и выращивала здесь чудесные овощи: салат, помидоры, горох, фасоль. Однажды, непонятным образом, за последней грядкой, у травянистой кромки вырос огромный кабачок, который они заметили не сразу, а когда все же обратили на него внимание, то приняли его за енота. Он до сих пор помнит, как отец боязливо крался вперед с кочергой в руке, напоминая фехтовальщика. А еще в памяти Сета всплывают те воскресенья, когда он трудился здесь с лопатой, мотыгой и граблями, делая грядки, пропалывая их. Он выполнял ту мужскую работу, которую должен был выполнять отец. На лужайке стоял включенный транзистор, и Сет был в курсе последних событий в НБА, слушая репортажи без отрыва от работы. У Люси на огороде всегда царил образцовый порядок, и Сет очень уважал ее за это.

Весь садово-огородный инвентарь его мать держала в узком сарайчике, который отец построил в заднем углу огорода. Ясное дело, Бернгард опасался воров. Там висит большой и ржавый замок. У Сета возникает желание заглянуть внутрь. Что же все-таки отец оставил? Он уже хочет снять дверь с петель, но потом вспоминает, где должен лежать ключ. Достав его за стрехой, он открывает замок и, сняв его, входит в сарай. Внутри темно, пахнет гнилым деревом, удобрениями и суглинком. В беспорядке валяются старые инструменты, металлические части которых почти сплошь покрылись ржавчиной. Все углы затянуты паутиной, внутри которой висят передушившие друг друга пауки.

— О Боже! — внезапно говорит он. — Какой сегодня страшный день!

За открытой дверью, защищенной от ветра и любопытных глаз, он впервые за многие месяцы остается по-настоящему наедине с Люси и безмолвно принимает ее утешение. Вот она, в его объятиях. Ее голова лежит на изгибе его руки. Сет крепко обнимает эту миниатюрную женщину, с которой он прожил больше, чем без нее.

Сонни

— Ты еще не уходишь? Я надеялась, у нас будет шанс поболтать, — говорит Люси, когда Сонни с сумочкой в руке направляется к передней двери.

Гости в большинстве своем разошлись. Стараясь не выдать волнения, Сонни объясняет, что ей нужно забрать Никки из детского сада, который в нескольких минутах езды отсюда, а затем она с ней вернется. О том, что эту обязанность вот уже несколько недель выполняет Сет, Сонни, конечно, умалчивает.

— Я бы тоже с удовольствием выбралась отсюда на минутку, — говорит Люси. — Ты не против, если я съезжу с тобой?

Пока она семенит за своим пальто, Сонни не отказывает себе в желании дать ей оценку. Люси принадлежит к тем женщинам, которые рождаются в свое время. Появись она на свет в эпоху Боттичелли и Рубенса, ее внешность сочли бы самой заурядной и не заслуживающей внимания. Зато в конце двадцатого века ее хрупкая миниатюрность пришлась в самый раз. У Люси жгучие черные глаза, густые темные волосы и узкое, с тонкими чертами лицо. Рядом с ней, с ее кажущейся уязвимостью и беззащитностью, Сонни всегда чувствовала себя почти коровой. И сейчас, четверть века спустя, наблюдая за ее фигуркой, легко и грациозно снующей по дому, Сонни не в состоянии сдержать свое изумление. Неужели женщина после двух родов может иметь такую тонкую талию?