Та, брюзгливо поморщилась – на лбу собрались жирные складки, и я только сейчас заметила, что женщина накрашена и при этом весьма обильно. У нее были черненые брови и ресницы. Крупные губы покрыты чем-то оранжевым и блестящим, а на подрумяненной щеке, под правым глазом, была прилеплена бархатная мушка.
Кроме того, на ней было какое-то дикое изобилие украшений. Массивные серьги в ушах переливались желтыми и красными камнями. На шее висело одновременно несколько цепочек и три ряда бус разного цвета. В полные белые пальцы впивались кольца и перстни с крупными цветными вставками, штук семь-восемь не меньше.
До сих пор я не видела в этом мире людей, одетых столь необычно. Даже на рынке, куда все ходили принарядившись, я не помню ни одного женского лица с макияжем.
Женщина между тем продолжала брюзгливо морщиться, разглядывая меня, и вдруг приказала:
-- Повернись!
-- Что, простите?!
Я так растерялась, что даже не сразу поняла, чего она добивается. Она снова недовольно поморщилась, как будто у нее болел зуб и, взглянув на госпожу Пасан, ответила:
-- Тоща больно, да и бестолкова.
Этот осмотр нравился мне все меньше и меньше. То, что мне не предложили сесть, это ладно. На данный момент, их социальный статус явно выше моего, они старше по возрасту, да в конце концов, возможно, в этом мире таковы правила этикета. Но вот то, что они говорили обо мне как о неодушевленном предмете, было весьма неприятно.
Госпожа Пасан некоторое мгновение думала, а потом сказала:
-- Ну, скажем -- двадцать?
-- Я не отобью такую сумму! – с возмущение заявила ее собеседница. – Ее нужно отмыть, переодеть, хоть чему-то обучить! Нет-нет, двадцать -- это невозможно!
-- Не забывайте, она может работать и с половины, у нее свой дом. – госпожа Пасан явно давила на собеседницу.
-- А это еще хуже, – уверенно заявила та. – Будет капризничать, а то и втихаря клиентов таскать. Была у меня уже одна такая, со своим домом – хлопот не обобраться с ними! -- она решительно отмахнулась рукой в перстнях, взяла со стола булочку, и аккуратно макнув в мед, принялась есть.
Госпожа Пасан как-то визгливо засмеялась, похлопала толстуху по полной руке и сказала:
-- Я не сомневалась, дорогая, что ты будешь торговаться. Скажем – восемнадцать? Но это последнее слово! Сарт велел не соглашаться на меньшее, – строго добавила она. И после крошечной паузы и внимательного взгляда ей в глаза, добавила: -- Если ты не согласишься, я устрою ее в «Кровавую розу».
Женщина недовольным жестом положила на стол недоеденную булку и брюзгливо ответила:
-- Умеешь ты выкручивать руки!
Я очень плохо понимала, о чем идет речь. Точнее, боялась понимать…
Догадывалась, что говорят обо мне, собираясь как-то решить мою судьбу. При этом никто не интересовался моим мнением и даже не объяснял мне, чем именно предстоит заняться. Я молча и растерянно смотрела на женщин, и в голове крутилась безумная мысль, пугающая меня.
Дай бог, чтобы я ошиблась… Однако, этот разговор о цене… У меня мелькнула отвратительная мысль, что больше всего эта незнакомая женщина почему-то напоминает мне постаревшую проститутку из романов французских классиков. Но не может же быть, в самом-то деле, чтобы…
Госпожа Пасан хмурилась все больше и недовольнее, наконец, она подняла на меня глаза и сказала:
-- Ты… Как там тебя? – она недовольно пощелкала пальцами, как бы помогая себе рукой и сердясь все больше. – Зовут тебя как?
-- Мари.
Госпожа Пасан удовлетворенно кивнула головой и, обращаясь напрямую ко мне, сказала:
-- Мы не бросаем своих в беде. Стая решила позаботиться о тебе. Это, – она кивком головы указала на свою собеседницу, – госпожа Баллион, она хозяйка дома «Тайные радости».
Во рту мгновенно пересохло. Я смотрела на старуху Пасан и бордель-маман, не слишком соображая, что я должна ответить…
Глава 19
Глава 19
МАРИ
Соображала я долго. Все же такая “простота” нравов была несколько ошеломительна для меня. Внимательно еще раз посмотрела на госпожу Пасан. В это время госпожа Баллион недовольно кивнула на меня и сказала:
-- Вот! Я же говорила – неотесанная и бестолковая! Это сколько с ней возни будет!
-- Зато свеженькая – возразила ей старуха.
-- Прошу прощения, что прерываю вашу светскую беседу, но вряд ли меня заинтересует это предложение.
На лицах обоих теток появилась оторопь. Кажется, бордель-маман растерялась даже больше старухи. Собравшись с духом я продолжила, предварительно начертив на губах тот самый жест, ту «решетку молчания», которой научилась на похоронах Нерги. Для местных этот знак – что-то вроде нашего крестного знамения.
-- Моя покойная мать вела переговоры о моем браке. Сейчас, согласно ее воле, я жду окончания траура и собираюсь выйти замуж. Вряд ли моему мужу нужна такая работа для меня.
Они заговорили почти одновременно, перебивая друг друга:
-- Какие переговоры! Да Нерга и слова-то такого не знала! – Пасан была искренне возмущена.
А вот госпожа Баллион сообразила быстрее: