Законы войны

Машину пришлось оставить за внешним оцеплением. Дальше не пускали, пришлось идти пешком. Старое офицерское удостоверение вкупе с титулом и определенной известностью в который раз сыграли за пропуск…

Все окна были опалены и выбиты. Попадание «Шмеля», не спутаешь ни с чем. Мало кто знает, что «Шмель» создавался по заказу войск РХБЗ [69] как средство для выжигания на местности очагов распространения некоторых опасных веществ и бактерий. Все-таки две с лишним тысячи градусов в эпицентре и доставка на дистанцию до трехсот метров в неизменном виде, ракетой – достаточно, чтобы не заразиться самому. Потом кто-то установил экспериментальным путем, что при попадании ракеты в помещение гибнут все в нем находящиеся, и в соседних тоже – от смертельной баротравмы и от воздействия огня. Теперь «Шмель» стал самым грозным носимым оружием пехотинца, спасения от него никакого не было.

Внизу, у дверей, стояли две машины, нос к носу. В обоих я опознал наши, одна принадлежала Арабу, вторая – служебная. Обе изрешечены в хлам, конвойный «Интер» стоит на ободах, борт как дуршлаг. Слева от меня. У самого входа, рукой подать – еще дымится полицейский пикап, пулеметная турель снесена из чего-то крупного. Везде – втоптанные в землю гильзы, кое-где накрытые белым саваном, бурящиеся пятнами тела, какие-то уже унесли, и от них остались только обводы мелом. У моих машин тел не видать.

Я посмотрел по сторонам, потом подпрыгнул. Так и есть. Забор – а дальше застройка и виден минарет. Двести пятьдесят – двести семьдесят. У старого «Шмеля» крейсерская триста – триста пятьдесят, новый, «Шмель-М» пробивает по паспорту на восемьсот, но реально: шестьсот – шестьсот пятьдесят. Ни того ни другого мы афганцам не давали и сами использовали редко – мы еще не рехнулись. Одно попадание «Шмеля» в блокпост – гарантировано несколько трупов.

Непонятно было, почему пикап полицейский. Неужели не опознали полицейских и приняли за кого-то другого? Да быть не может – машина же в раскраске, с сиреной. Может, полицейские их за кого не того приняли? А вот это может быть. Афганцы стреляют, потом задают вопросы, и если мои охламоны перебили полицейских – работу можно сворачивать. Здесь бытует кровная месть, и работать больше не дадут никак.

И куда они делись. Задержали?

Я подошел к двери подъезда, жандармский фельдфебель придержал меня в двери. Я показал еще раз карточку, фельдфебель козырнул. Я привык здесь ходить в афганской одежде, это безопаснее при любых раскладах. Охрана тоже не помогает, скорее наоборот – если у тебя есть охрана, значит – тебя стоит убить.

Сверху спускалась шумная компания, афганцы и русские, во главе русский. Он раздраженно посмотрел на меня.

– А это еще кто…

Даже огорчаться не стоит – жандармерия и полиция и сейчас, и сто лет назад отличалась прискорбно низким уровнем цивилизованности и возмутительными манерами. Полицейского, при всем его звании, не пустили бы ни в одно армейское присутствие, не говоря уж о флотском.

– Вы кто такой?!

Видимо, что-то в моем виде поставило хама на место…

– Идите. Я догоню…

– Будете?

«Ира» [70]. Известная отрава…

– Не курю…

Жандармский следователь – а может, и не жандармский – приоткрыл новомодный стеклопакет, чтобы стягивало воздух, щелкнул зажигалкой. Оригинальная ИМКО [71], дорогая, с гравировкой. Стилизация под начало века, под винтаж. Такие дарят.

Потянуло дымком. Не так уж и плохо, чтобы заглушить жуткий запах мертвечины. Доносящийся уже и сюда сверху. Горелым пахло не особенно сильно…

– Ротмистр Балуевский. Ваши люди…

Я кивнул.

– Сколько там?

– Пятеро. Одна, кажется, женщина…

Аллах Акбар.

– Хозяйка дома.

– Да я понял…

Жандарм пустил струйку дыма в окно.

– Что они тут делали?

– Проверяли сигнал.

– Нелегальная точка?

– Вот именно.

– Нас, конечно, не вызвали.

– Мы работаем сами.

Следователь жадно затянулся:

– Еще что?

– Ничего. Бывает.

– Да, бывает. Что и слон летает…

Жандарм явно нервничал – недокуренная сигарета полетела в окно.

– Значит, работать не будем.

– О чем вы, простите?

– О том. О том, сударь. О «Шмеле», который влетел в квартиру – я все же в морской пехоте служил, понимаю, что к чему. О полицейских, которых ваши люди перебили. Кстати – орудие поддержки на себя купили?

Я пожал плечами:

– Вы поступили бы иначе?

– Да нет. Наверное, так же…

– Я так понимаю, там наверху – четверо. А сколько вообще погибших?

– Один из ваших, похоже, ушел… – сказал жандарм, – поднялся наверх, привязал веревку, спустился по ней и дай бог ноги.

Араб ушел. Где Аскер? Неужели… он и есть с…а. Нет же, нет. Я его сам видел, и Араб видел. Если он крыса – нам обоим надо профессию менять. На клоуна, например.

– Я могу провести опознание?

– Можете. Пришлите мне фото и данные тех, кого собираетесь опознавать, – и вперед. Без этого не имею права.

Оба мы знали, что я этого не сделаю. Оба мы знали, что, если я предложу взятку, он откажется. Вот такая ситуация.