Закопчённое небо

После роспуска парламента Маноглу помог ее мужу получить ответственный пост за границей, и она почитала своей обязанностью приходить в восторг от каждого слова «высокого покровителя».

— Да вы просто умница! — воскликнула она. — А…

— Шутки в сторону, — перебил ее Папакостас. — Лишь на интеллигентного человека не распространяется это явление. Великие идеи дистиллируют его сознание, очищают от влияния инстинкта.

— Чистота — это все, — повторил в сотый раз один из высокопоставленных фалангистов, никогда не упускавший случая восхититься чистотой немецких городов. — В Гамбурге на улице не найдешь ни соринки.

Георгосу опротивел этот глупый разговор, который мог тянуться часами, время от времени сбиваясь на сплетни. В первый день знакомства с Папакостасом он с интересом следил за тем, как тот развивал разные мысли. «Вот наконец я встретил в этом болоте глубокого человека, самостоятельно мыслящего», — подумал он. Но Лидия проговорилась ему, что ее отец собирается финансировать одну газету и Папакостас метит стать в ней главным редактором. Тогда Георгос понял, для чего каждый четверг на приеме у Маноглу Папакостас старается показать гибкость своего ума и дать понять хозяину дома, насколько он может быть ему полезен.

— На все есть две точки зрения, и самую явную истину можно повернуть другой стороной. Для этого нужно только умело преподнести то, что противопоставляется этой истине, — говорил Папакостас, пытаясь понять, какое впечатление производят его слова на Маноглу.

«Значит, на самом деле он всего лишь жалкий конъюнктурщик, умный шут. Как и большинство людей, посещающих этот дом, он стремится извлечь для себя выгоду из своего знакомства с Маноглу», — размышлял Георгос.

Какое странное впечатление производили эти огромные комнаты, красивые люстры, толстые ковры, а на этом фоне — хозяин с ледяной маской на лице и весь этот сброд, сливки общества, которые вращались вокруг Маноглу, как электроны вокруг ядра!

Душевная пустота, которую Георгос ощущал здесь, в гостиной, грозила погубить его, убить в нем высокие честолюбивые помыслы, стремление сделать карьеру, о чем мечтал для него отец, старый честный полковник.

Два дня назад он ни с того ни с сего спросил отца:

— Почему ты пошел на такие жертвы? Ты бросил курить. Мама выбивается из сил, хлопоча по дому. Вам столького недостает! И все для того, чтоб я учился? А что толку в учебе, если человек не в состоянии ни о чем мечтать?

Полковник с удивлением посмотрел на сына, а Каллиопа, испугавшись, поспешила сказать:

— Видишь. Аристидис, как он заботится о нас!

— Н-да!.. Он просто лишился рассудка! Спрашивает, для чего ему учиться?.. Ты что ж, станешь чистильщиком сапог?

— Ты не понял меня, отец, — ответил Георгос, опустив голову…

Разговоры не умолкали ни на минуту, гости, несколько разгоряченные, продолжали пить вино, отдавая должное закускам.

В углу гостиной сидела красивая стройная девушка, которую Георгос никогда раньше здесь не встречал. Она ни разу не раскрыла рта, молча ела то, что ей предлагали.

— Кто это? — тихо спросил он Лидию.

— Панина любовница. Она кормит всю свою семью, — насмешливо сказала она… — Буби не следовало приводить ее сюда. Просто позор! Он хочет этим унизить меня. Но ты увидишь, какой номер я скоро выкину. Мы еще посмеемся.

— Какой номер? — спросил он, смущенный ее словами.

— Не так давно сюда пришел какой-то рабочий, один из уволенных после беспорядков, — прошептала Лидия, приникнув губами к уху Георгоса. — Несчастный плачет, говорит, жена выгнала его из дому. Он хочет видеть отца. Я впустила его в прихожую, он сидит там, ждет.

— Лидия, нельзя играть людьми…

Девушка бросила кокетливый взгляд на своего приятеля.

— Tu verras, mon cher! {[5]} — Она рассмеялась и вышла из гостиной.

— В народе теперь идет быстрый процесс упадка, — продолжал разглагольствовать Папакостас. — Люди не испытывают недостатка в питании и элементарных средствах существования. Чего им недостает, это правильного духовного руководства, — прибавил он, выжидающе посматривая на Маноглу.

— Газеты хорошо справляются со своим делом, — заметил равнодушно хозяин дома.

Маноглу обдумывал, со всех сторон изучал вопрос о создании своей газеты, которая сможет отстаивать выгодные ему позиции. Конечно, этот глупый, жалкий писака подойдет для такой работы, но Маноглу никогда не раскрывал своих планов до тех пор, пока не принимал окончательного решения.

Между тем жена депутата, зевая, выслушивала рассказы фалангиста о Берлине.

* * *

Бакас сидел понурившись возле кухонной двери и наблюдал за приглашенным из ресторана официантом, который носился из кухни в гостиную с подносом в руках. Бакас был в состоянии прострации и не замечал, как бежит время. Когда Лидия, спустившись из гостиной, потянула его за рукав, он точно очнулся от глубокого сна.

— Пойдемте, — сказала она. — Потолкуйте с отцом, расскажите ему о своей жене… то, что вы выложили мне раньше. Говорите громко, чтобы вас все слышали.