Закопчённое небо

Потом Элени открыла дверь и демонстративно бросила объедки кошкам. Хараламбос и виду не подал, что обиделся, но Мариго строго посмотрела на дочь.

— Как тебе не стыдно, — сказала она.

— Что хочу, то и делаю.

— Да разве ты соображаешь, что делаешь? Или ты считаешь, что способна уже понимать людей?

Больше Мариго ничего не прибавила, но Элени, конечно, почувствовала, как глубоко умеет заглянуть мать в душу каждого из них. И в ее душу тоже.

Когда Элени села опять за стол, она задела локтем стакан, он упал и разбился.

— Как жалко, доченька, — пролепетал Хараламбос.

Никто в доме не обратил внимания на то, что несколько последних месяцев старик совершенно потерял аппетит. От него продолжали прятать хлеб и всякую еду в самые невероятные места…

Элени слегка погладила потный лоб умирающего.

И вновь, давно забытые, ожили перед ней картины далекого детства.

Маленькой девочкой она любила тереться у ног отца, вцепляться, как устрица в раковину, в пуговицу его жилета. Она искала его ласки. Потом от него стало разить вином, и он так грубо хватал ее, когда она ластилась к нему, что ей делалось больно. Она начала избегать отца, даже прятаться от него под кровать, и Мариго вытаскивала ее оттуда за ноги. Как-то раз он наступил случайно каблуком ей на руку. Она сжалась в комочек, как раненый зверек…

Может быть, ей казалось, что во всех несчастьях виноват отец с его неуклюжей походкой, грубостью… Но нет, нет…

Сейчас она внимательно смотрела на него. На его ввалившиеся щеки, редкие седые волосы, прислушивалась к его тяжелому дыханию… И постепенно проникалась странным ощущением загадочности смерти.

Точно окаменев, Элени смотрела и смотрела на отца. Вдруг она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной. Она обернулась и увидела мать.

— Как он мучается, Элени! — прошептала Мариго.

— Да.

— Все, что он сделал плохого, сейчас ему прощается. Чем виноват он, несчастный?

Мать и дочь долго стояли у изголовья умирающего.

— Мне кажется, что с ним вместе уходит целый мир, — сказала Мариго. — Мир, где человек был честным, порядочным, мечтал о счастливой жизни. Все это рухнуло.

40

В воскресенье утром немцы на границе перешли в наступление. Проснувшись, Хараламбос почувствовал себя несколько лучше. Хотя в голове у него все перепуталось, он вспомнил вдруг о торговце из Триполиса, который должен был ждать его сейчас в кофейне с деньгами в кармане.

— Я упущу его, мошенника, — пробормотал он.

В комнате никого не было. Он сбросил с себя одеяло и, уцепившись за железные прутья кровати, попытался встать на ноги.

От этого неимоверного усилия старик, от которого остались кожа да кости, заскрежетал зубами. Наконец ему все же удалось встать. Ухватившись за комод, он сделал шаг, но колени у него подогнулись и он рухнул на пол.

Собравшись немного с силами, он пополз. Добрался до стула, стянул с него свои брюки и, не вставая, попытался надеть их…

Вскоре в комнату вошла Мариго и увидела мужа, распростертого на полу без сознания.

С каждым днем Хараламбосу становилось все хуже. Он почти не приходил в себя. Губы его едва шевелились, когда он пытался прошептать что-то в бреду. Чтобы ослабить боли, врач делал ему уколы морфия.

Тем временем немцы, прорвав линию фронта, заняли северные области страны. Всюду царил хаос.

Мариго проводила ночи у постели умирающего, непрерывно думая об Илиасе. Почти месяц от него не было вестей.

Как-то вечером Элени принесла домой пистолет и, вытащив его из-за пазухи, показала брату.

— Откуда ты его взяла? — спросил Никос.

— Сын хозяина бросил его в мастерской, а сам побежал переодеваться в штатское. Немцы возле Афин. Ты знаешь?

Никос внимательно посмотрел на нее.

— Зачем ты взяла пистолет?

— Так просто, — ответила она, кладя оружие на стол. Несколько минут длилось молчание. Потом Никос, взяв в руки пистолет, принялся его разглядывать. Он спустил предохранитель, взвел курок. Ему надо было поговорить с сестрой об одном деле, но он никак не мог решиться.

— Элени, ты поможешь мне найти несколько безопасных квартир? — спросил он наконец.

— Для чего?

— Чтобы устроить там кое-кого… Знаешь, оттуда…

Девушка села на стул и принялась снимать ботинки.

Она приходила вечером такая усталая, что ей хотелось прежде всего дать отдых ногам, вытянуть их.

Она стянула с себя один ботинок, засунула в него руку, и палец ее вылез в дырку на подошве. Шутки ради она повертела пальцем у себя под носом.

В открытое окно врывались запахи весны.

— Никос, скажи мне все начистоту.

— Сарантис бежал из ссылки, — прошептал Никос.

— Правда? — воскликнула Элени.

— Да, человек десять бежали на лодке. Их должны были выдать немцам…

— Ты видел его? — спросила она.

— Да.

Они опять замолчали. За спиной Элени над этажеркой висела фотография Клио и Толстяка Янниса. Их сняли после венчания, и, как ни странно, Клио на фотографии улыбалась. Такой увидят ее дети и внуки.

Из соседней комнаты донесся слабый голос Мариго:

— Никос…

Никос сунул пистолет сестре.

— Спрячь его, — торопливо сказал он.

В дверях показалась Мариго. Чтобы не упасть, она держалась за притолоку.