Закованные в металл [СИ]

Рик, и третий Рик, существуют в виде энергии, либо информации, содержащейся в моей личности. Они есть в пространствах, в которых происходят невозможные с физической точки зрения вещи, а значит — над ними, как и надо мной теперь, не властны законы физики. Они — это информация? Я — это информация? Может, именно поэтому я мог игнорировать тяготение чёрной дыры?

Мне захотелось узнать правду. Мне захотелось к семье. Я хотел понять, что происходит, и хотел увидеть свою Рейчел. Ведь если из меня удалось сделать нечто, не зависящее от тела, значит, то же самое можно было сделать и с Рейчел, которая была больна. Можно было найти или создать для неё здоровый носитель.

Во мне возникла новая, сильная надежда. Собравшись с силами, я стал более умело управляться с уцелевшими конечностями, и воодушевился. Ловко маневрируя между хлыстами, я вскоре добрался до призмы, и смог схватить её.

Очередной бросок был более успешным. Призма, добравшись до цели, влетела в трещину, как вдруг, неожиданно, весь туман стянуло обратно. Раздался громкий вой, от которого перед глазами всё содрогнулось, и существу в трещине явно не понравился факт присутствия хрусталика.

Но оно было против этого бессильно. Трещина стала медленно затягиваться, хлысты хаотично хватались за её края, пытаясь предотвратить неизбежное, но тщетно. Я с испугом и радостью смотрел на происходящее. Было страшно, что не получится, что твари удастся вырваться, и радостно, что скоро всё закончится.

Трещина закрылась, и я увидел миллиарды сияющих вокруг звёзд. Я всё ещё был напряжён, не в силах поверить в свой успех, и думал, что это какая-то шутка. Разве могло всё вот так быстро закончиться? Неужели мой кошмар, неописуемый кошмар, в котором не было ничего, кроме боли, остался позади?

На душе стало очень легко и хорошо. Но вдруг пространство дрогнуло у меня перед глазами, и я заволновался. Что случилось?

— Молодец! — похвалил меня первый Рик. — Ты даже не представляешь, от чего смог уберечь себя, с чем я тебя и поздравляю. Наконец-то я смогу вернуться на своё место. Правда, ремонт там придётся делать нехилый. И ещё… Не смотря на то, что я истратил все силы на превращение тебя в сильнейшего моба, у тебя есть возможность получить желаемое.

— Как? — изумился я, испытав прилив радости.

— Выход, который создал Годфри, был грубым вмешательством в физику проекта. Масштаб твоей личности, соприкоснувшись с ним, наделил тебя слабой силой третьего Рика, за счёт чего ты мог материализовывать свои мысли. Так вот, у тебя есть время продумать то, чего ты хочешь, и вообразить это. Только смотри, что вещи относительно действительности не сразу появятся в твоей жизни. У тебя осталось секунд 30. Думай.

— Мне много не надо, — ответил я. — Я хочу вернуться домой, и хочу, чтобы проект, разработанный орденом, был публично передан народу, и чтобы Рейчел выздоровела.

— Вообрази это, — посоветовал Рик.

И я вообразил. Сначала представил себе то, как Архиепископ публично признаётся в содеянном, рассказывая всем суть своего поступка, и теряя лицо в глазах общественности. Затем, я вообразил, как Архиепископ передаёт технологию людям. И ещё, самое важное, я вообразил, как Рейчел исцеляется от своей болезни. Вот, тут вроде бы всё, и я, крайне довольный проделанной работой, представил себе, как оказался дома.

— Рик! Стой! — сказал я, секунд за 10 до ухода. — Что такое Вселенная? Как понять то, что она есть мир воображения?

— Она — переплетение массы человеческих фантазий, не противоречащих физическим законам мироздания. Проще говоря, мир, сотканный из воображения всех личностей, одобренный существами, вроде меня, и созданный кем-то, вроде третьего Рика, — ответил он.

— Да ладно! — изумился я. — А что ещё ты можешь рассказать? Сколько вас? Кто вы? Как вы общаетесь?!

Но ответить он не успел. Я оказался посреди гостиной в своём коттедже. Телевизор не работал, было прибрано, и, похоже, никого не было. От счастья у меня замерло сердце, и мне не удавалось поверить, что, наконец, я оказался дома. С восхищением я осматривал каждый сантиметр своего жилища, и думал, что вижу яркий, красочный сон.

Мне захотелось включить телевизор, и, поддавшись позыву, я сделал это. На экране я увидел Архиепископа Манула, который стоял перед огромной аудиторией с багровеющим лицом. Его раздирали противоречия, и он явно не хотел делать того, что делал.