Закрепленный участок

Сорокин Дмитрий Закрепленный участок

Дмитрий Сорокин

Закрепленный участок

Правдивые истории

БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Рождённый ночью, восходит день. Смурной дворник просыпается, опрокидывает сто грамм для поправки здоровья, облачается в телогрейку, собирает орудия труда и выходит на закреплённый участок. Участок закреплён надёжно и прочно, никакому землетрясению, урагану или путчу не сдвинуть его с места. Но мусора на нём меньше не становится. И снега. Зимой. А сейчас как раз зима. Дворник Антон Павлович выходит на закреплённый участок, втыкает лопату в сугроб и глубокомысленно закуривает папиросу. К нему подходит вскормленный собакой бродячий кот Ужас, и, сонно жмурясь, приветствует своего покровителя. Ужасов хвост свёрнут баранкой и лежит на крупе, видимо, сказывается собачье воспитание. Антон Павлович приветственно гладит Ужаса и принимается за расчистку тротуара. Ужас понимающе отходит в тёплый подъезд. Смурной вид Антона Павловича объясняется проигранным давеча философским спором.

Дело было так. Сидели Антон Павлович и алкоголик Афоня со второго этажа в подсобке ДЭЗа, что на северном краю Закреплённого Участка, за ежевечерней поллитрой. Антон Павлович, по обыкновению своему, жаловался на бесконечность стремления жильцов загадить Закреплённый Участок, Афоня же сетовал на бесконечность похмелья - сколько не выпей, в лучшем случае, опять напьёшься, а на утро проснёшься - вот оно, никуда не делось. Оба сошлись на том, что преследует их некая бесконечность, но вот по поводу определения оной бесконечности мнения закадычных собутыльников коренным образом разошлись. Антон Павлович, прочитавший в своё время "Преступление и наказание", "Что делать?", и "Хождения по мукам", бесконечностью полагал пустоту абсолютную и ничем неограниченную, способную вместить всё, что угодно в сколь угодно большом количестве, без ущерба для своего вышеприведённого определения. Афоня же, из всех книг читавший только "Как нам реорганизовать рабкрин", да и то лет сорок назад, был свято убеждён, что бесконечность - это когда всего до фига и нет конца и краю этому изобилию. Антон Павлович до последней капли в бутылке и до хрипоты в голосе пытался переубедить его, склонить на свою сторону, и даже обвинил в чрезмерном оптимизме. Афоня тоже был калач тёртый, и сдаваться не желал. Антон же Павлович сдался исключительно из практических соображений: надо было как-то заканчивать вечер, так как хотелось спать, а утром ждала работа. Но о позорной этой сдаче он пожалел уже ночью, когда приснилась ему холодная, пустая и беспредельная Бесконечность. Она снилась ему всю ночь, обволакивала, затягивала, поглощала, превращая дворника в часть самой себя.

Вот и дуется Антон Павлович с утра пораньше, на себя в основном. Выполняя свои должностные обязанности, он бурчит под нос веские аргументы в пользу своей теории, готовится к серьёзному поединку со своим упрямым оппонентом. Готовится он, расчищая широкой алюминиевой лопатой заснеженный тротуар, и в какой-то момент обнаруживает погруженный почти полностью в сугроб ботинок. Антон Павлович медленно извлекает находку из сугроба. У него появляется предчувствие, что где-то он уже видел этот ботинок. Мгновением позже он вспоминает, где. И когда. И на ком. Тревожные мысли пробегают по дворницкому челу. Богатое воображение рисует нехорошие картины. В следующий момент Антон Павлович отшвыривает лопату, бежит к подъезду, врывается; забыв о возрасте, мчится на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, лишь перед самой дверью тормозит и замирает в нерешительности: дверь приоткрыта. Самые чёрные мысли обуревают дворника, и он пулей влетает в квартиру, мигом минует маленькую прихожую, в комнату, в комнату...

Афоня, кряхтя, подымается с кровати.

- А бесконечность, Антон, это всё-таки...

- Да х... с ней, с твоей бесконечностью! Главное, живой. Вот, дурилка картонная, ботинок твой, в сугробе торчал...

Афоня расплывается в улыбке, трясущимися руками наливает по стаканам водку, подмигивает, и, ничего более не говоря, опрокидывает в глотку содержимое стакана, кряхтит и морщится.

В так и не закрытую дверь входит Ужас, он голоден и громко попрошайничает.

А в окна бьёт солнце, бесконечно яркое холодное январское солнце.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.

Ну, расскажу я щас, в натуре, клёвую историю. На той неделе случилась, сразу после нового года. Веркин муж умотал в командировку, и мы с ней пошли шляться по Москве. Ну так, заскочили на базар, я себе там платье симпотное купила, Верка сапожками обзавелась, и решили мы это дело обмыть.Ну, поехали в кабак. Ну, сели, мартини заказали, закуски кой-какой. Выпили по одной, и тут Верку на болтовню пробило. С ней всегда так - выпьет капельку - и давай языком полы подметать. Зато после третьей она совсем неуправляемая становится, начинается полнейший ураган и всякое клёвое веселье. Так пристаёт Верка ко мне с задушевным разговором:

- Наташка, ты знаешь, что такое любовь?

- Говно вопрос, - отвечаю, - сколько парней у меня было, и не сосчитать.