Закрученный (ЛП)

Эйден встал одним коленом на импровизированную кровать. Футболка натянулась под ней и спружинила, Виктория перекатилась к нему. Она не застонала и не проронила ни вздоха, как это делают люди, и оставалась жутко тихой. Выражение лица сохранилось прежним: безмятежное, простодушное… доверчивое.

Ему не стоит делать этого.

Но он хотел.

На нем были пропитанные кровью рваные джинсы. Эти же джинсы были на нем в ночь их первого свидания. Тогда изменился весь его мир. На ней не было ничего, кроме мантии. Одежда иногда была единственным, что сдерживало их от чего-то большего, и они просто пили друг из друга.

Пили друг из друга. Или «ели». Такое мягкое слово, чтобы обозначить то, что произошло. Он никогда не причинил бы ей боль намеренно, но когда на него накатило безумие… черт, когда безумие накатило на нее… они забыли о чувствах и стали животными.

Остатки совести напомнили, что ему не стоит этого делать.

«Еще глоток, и я оставлю ее в покое».

«То же самое ты сказал в прошлый раз. И в предыдущий раз. И еще до того».

«Да, но в этот раз я сдержу слово». Он надеялся.

В прежние времена он говорил бы с тремя душами, заключенными в его голове. Но больше их не было, они были в ее голове, и он вернулся к разговору с самим собой. По крайней мере, пока зверь не проснулся.

Видит Бог, монстр бродил в его сознании и ревел, отчаянно требуя крови. Тот монстр, которого спящая девушка нечаянно передала ему, тот монстр, из-за которого его любимым видом спорта стало пускать кровь из яремной вены. И тогда он вообще ни с кем не говорил.

Эйден опустился ниже… и еще ниже, сровнявшись грудью с грудью вампирши. Он положил руки ей на виски и устроился поудобнее.

Их носы были на расстоянии шепота, и все равно он хотел быть к ней ближе. Всегда хотел быть ближе.

Он повернул ее голову влево и, как и футболка, волосы мягко натянулись, открывая длинную изящную шею. У основания размеренно бился пульс.

В отличие от мифов, где кровопийцы были мертвыми, она была рождена, а не создана. Она дышала и жила, и была куда живее, чем все, кого он встречал. Пока он нечаянно не убил ее, конечно.

«Не убью».

«Но ты можешь».

«Всего глоточек…»

Его рот наполнился слюной. Он вдохнул…и почувствовал, как будто дышит впервые. Все было таким новым, волнующим… он задержал дыхание… задержал… уже практически чувствовал сладость ее крови… медленно выдохнул. Облегчения не последовало, только голод стал еще сильнее. Он провел языком по зубам, ноющим деснам. У него не было клыков, но, да, он хотел укусить ее.

Хотел пить из нее. Смаковать и снова пить. Пить, пить и пить.

Даже без клыков, он мог укусить ее. Если бы она была человеком, он мог бы осушить ее досуха. Но она была вампиром, ее кожа была твердой и гладкой, как отполированная слоновая кость. Добраться зубами до вены было невозможно.

Ему нужен был je la nune, единственное вещество, способное прожечь ее кожу. Проблема в том, что оно закончилось. Теперь, был только один способ получить желаемое.

— Виктория, — рыкнул он.

Наверное, она еще не отошла после предыдущего раунда, потому что не подавала признаков, что слышит его. Ощущение вины пронзило его голод.

Он должен встать, отойти от нее. Позволить ей отдохнуть, восстановится. Она отдала ему так много крови за последние дни — недели? года? — у нее могло не остаться достаточно крови.

— Виктория. — Имя сорвалось с его языка, без его желания. Голод… он никогда по-настоящему не покидал его. Только рос, окутывая, подавляя душу. Еще. Он возьмет только каплю, глоток, который он пообещал себе, и тогда наконец он оставит ее в покое. Она сможет спать дальше.

До тех пор, пока ему не понадобится еще.

«Ты больше ничего не возьмешь, помнишь? Это точно последний раз».

— Проснись ради меня, дорогая. — Он прижался к ней губами сильнее, чем собирался. Поцелуй для его спящей красавицы.

Как девочка из сказки, Виктория медленно открыла глаза и закрыла, ресницы сомкнулись и снова распахнулись. Он вглядывался в бездонные кристально ясные глаза, потускневшие от собственного голода.

— Эйден? — Она потянулась, как котенок, ее руки поднялись над головой, спина плавно выгнулась. Урчание раздалось из ее горла. — Опять плохо?

Мантия слегка спустилась с ее груди, но этого хватило, чтобы он мельком увидел татуировку над сердцем. Выцветшая, она скоро исчезнет совсем, как и другие, закручивающиеся кругами в одно целое. Не просто красивое украшение, заклятие, нанесенное на ее кожу, чтобы защитить от смерти, единственная вещь, которая не позволила ей умереть, когда она вылила большую часть ее крови ему в горло впервые.

Он хотел бы знать, как давно это было, но для него время перестало существовать. Был только данный момент и она. Всегда она. И всегда голод и жажда, сливающиеся в дикое, всепоглощающие желание.

Ее колено надавило в его нижнюю часть тела, и он теснее прижался к ней. Такая интимная поза, но у них не было времени наслаждаться ею. У них была минута или две, прежде чем голоса разрушат ее концентрацию, а рев его зверя снова вернется.

Минута, прежде чем они оба станут темными, как того требовала их природа.