Сегодня я была заботливая дочь, предусмотрительная и неленивая. Я бегала в магазин, приносила воду, потом другую – правильной марки, которую мама считала для себя лучшей. Я не жаловалась, не раздражалась, не спорила. Не дочь – мечта. У меня были свои причины на то, чтобы вести себя подобным образом. Весь день в клинике я невольно поглядывала по сторонам, боясь (надеясь?) встретить там Андре. Мама смотрела на меня с подозрением, но я только заботливо улыбалась и поправляла сбившуюся простыню. Несколько раз мне удалось пройти мимо кабинета Андре, и от одного предположения, что он может быть там, отделенный от меня тонкой стеной, меня бросало в жар. Сомнительное поведение для человека, который решил никогда не видеться кое с кем.
– Иди уже домой! – завопила мама, когда я приволокла ей обед на изящном подносе. Андре так и не появился, даже на секунду. Может быть, он вообще не приезжал на работу?
– У тебя точно есть все, что нужно? – в сотый раз спросила я.
– У меня слишком много всего, что мне нужно. Ты носишься со мной так, словно я чем-то больна. Дашка, у тебя разве нет своих дел? Ты разве не привезла с собой тонны своих ужасных текстов для переводов? – Мама говорила с раздражением. Я поцеловала ее в щеку – еще один жест сентиментальности, заставляющий ее морщиться. Мама никогда не любила особенных нежностей, если они, конечно, не записывались на кинопленку.
Уйти оказалось труднее, чем я думала. Возвращаться в номер, где свершилось мое грехопадение без надежды на его повторение, не просто. Сегодня мамы не будет в отеле. Завтра у меня уже не будет шанса. Я повторяла себе, что у меня и сегодня нет никаких шансов, но ноги сами несли меня по коридору до самой рецепции, где в ожидании приема сидели пациенты. Вежливая девушка, деловито перебирающая бумажки по другую сторону стойки, вопросительно посмотрела на меня. Я помедлила немного, провела пальцем по идеально чистой поверхности стойки, затем подцепила конфетку из миски – черт его знает зачем. Я ненавижу карамели.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросила медсестра на приеме.
– Мне нужно… поговорить с месье Робеном, – пробормотала я, моля, чтобы мои щеки сохранили натуральный цвет, насколько возможно. – Есть кое-какие вопросы. Он здесь?
– Сейчас узнаю, – кивнула медсестра и подняла телефонную трубку на длинном черном проводе. Я отвернулась от нее главным образом для того, чтобы не показывать свое дурацкое смущение и волнение. Если я собираюсь врать, нужно научиться делать это более убедительно. Что за вопросы я задам, если медсестра сейчас найдет месье Робена? Почему он всеми силами пытается отказаться оперировать мою мать? Я уже спрашивала его об этом. Он уже не ответил. Вместо этого он провел со мной ночь. Этот сценарий устраивает меня более чем. Кто сказал, что роман на одну ночь не может продлиться две ночи?
– У него занято, – сообщила мне медсестра. – Если хотите, можете подождать.
– Да, конечно! – кивнула я и присела на один из свободных стульев. Приемная не была перегружена людьми, и каждый из присутствующих будто старался мысленно отгородиться от остальных. VIP-клиенты наверняка имели возможность заходить с какого-нибудь другого входа и сидеть в какой-нибудь персональной приемной, но для этого ты должна быть как минимум Анджелина. Все остальные приравнивались к простым смертным. Простота в клинике пластической хирургии начинается с суммы в десятки тысяч евро.
Клиентура была на удивление молодой, большая часть людей тут не столько хотела вернуть утраченное, сколько улучшить комплект, выданный природой. Чтобы отвлечься, я принялась гадать, что именно из присутствующих пытается улучшить. Носы, уши, недостаточно большая грудь. Пара липосакций – тут не было никаких сомнений. Интересно, что они предположили бы насчет меня? Одна девушка, яркая, запоминающаяся брюнетка с длинными вьющимися волосами цвета вороного крыла, окинула меня таким взглядом, словно считала, что во мне нужно поменять все. Но даже и это не поможет.
Неприятное высокомерие!
Такие красотки, с идеальными фигурами, с ровным загаром, прекрасно ложащимся на темную от природы кожу, возмущали меня одним своим существованием. Что это возмутительное существо может хотеть изменить в себе? Что дает пищу ее неуверенности в себе? Ведь что-то нужно этой стройной темноглазой принцессе, раз она пришла сюда. Может быть, подрезать ноги? Может, они мешают ей, слишком сложно с такими ездить на метро? Может быть, прекрасные груди, которые эта Шахерезада так умело упаковала в декольте – уже результат работы талантливого хирурга, в чьих руках ты так хочешь оказаться? Может быть, Шахерезада пришла на регулярное техническое обслуживание? Замену силикона?
Ты злая, Дарья Владимировна.
– Может быть, вы оставите месье Робену сообщение? – спросила меня девушка за стойкой. – Он уехал в другую больницу, возможно, он пробудет на операции до самого вечера.