Закрытие Америки

Этих славных лохматых зверьков в Перу и сейчас разводят повсеместно, причём единственно с кулинарной целью. В детстве у меня был питомец морской свин по имени Борька. Помню, как я был безутешен, когда он умер, съев, видимо, от избытка безусловной любви свою игрушку – пластмассового ёжика. Он лежал, скрестив на груди лапки-ручки, смотрел застывшим взглядом в потолок. И сейчас вареная свинка мне живо напомнила его. Должен также заметить, что я не отношусь к туристам, которые ради любопытства едят всякую басурманскую мерзость – организм против. Вот и сейчас прежде рассудка возмутился желудок – и замечательная, столь необходимая и полезная моему организму каша поперла из него вон. Я быстро распрощался с индейцами и побежал к речке выполоскаться изнутри. Рвало до зеленой пены. А ведь Пумо предупреждал: ни в коем случае ничего не есть – иначе… Я огляделся по сторонам: палаточному городу ни конца, ни края. Охватила паника – нет мобильника. Не взял. В свой флагманский HTC я забил кучу навигаторов. Один из них – IGO отлично заточен под Южную Америку… Что-то я совсем ослабел. Раньше бродил по тайге, как лось, без всякой электронной выручалки – в башке навигатор. А тут… Я же не один в лесу; и люди, между прочим, приветливые, доброжелательные. Чего, спрашивается, запаниковал?

Я заглядывал в палатки, заговаривал с индейцами. Палатки сшиты из плотной хлопковой ткани – примерно такие, только меньших размеров, мы таскали в детстве в походах, потом на смену пришли лёгкие из современных материалов. Рюкзаки заметно полегчали, но в тех, старых палатках, мне помнится, жилось как-то уютнее. Сравните, сеньоры, панельную секцию и деревянный дом. Понимаете разницу?

Ещё издали я увидел большой шатёр в центре широкой поляны, мне захотелось пройти ближе. Я хорошо готовился к путешествию, читал хронистов и начинал догадываться, куда привела меня Айяуаска.

В хостеле перед поездкой я перевёл часы, но особого смысла в том не было. На земле инков по-своему понимают время. Слово Рacha на языке кечуа означает пространство-время, у индейцев нет отдельно слов, обозначающих время и пространство. И время бывает настоящее и прошедше-будущее. Оно циклично, идёт по кругу – как вперёд, так и назад. Обычно я безоговорочно принимаю образ жизни и законы, по которым живёт народ той страны, куда меня занесло, пусть даже что-то мне кажется абсурдным, но тут всё же удивился: надо же, как круто заворачиваются тропинки и насколько непредсказуема Айяуаска. Я узнал лагерь Атауальпы близ Кахамарки. Это довольно далеко от Куско, на севере Перу. В меньшей степени меня удивило, что на дворе 16 ноября 1532 года. А что удивляться? Всё по закону соответствий, как сказано Гермесом Трисмегистом: что было – то и есть.

По кругу стояли индейцы с копьями. Один из охранников преградил дорогу.

– Кто ты, что считаешь возможным лицезреть всемогущего Сапа Инку Атауальпу?

– Я тот, кого называют Катари-Змей.

– Мне твоё имя ни о чём не говорит.

– Я – друг курандеро Помы.

– Это из тех, кто гадает на внутренностях ламы?.. Нет, не знаю.

– Пома – ученик дедушки Вильяка Уму.

– Так бы сразу и сказал. – Он покосился на мой мешочек shuspas с листьями коки.

– Угощайся, друг! – И я достал несколько листиков.

Индеец торопливо засунул листочки в рот – теперь он не возражал, чтобы я продвинулся несколько ближе к шатру. А еще говорят, инки обходились без денег и не знали коррупции. Да, денег не было, но разменной монетой, как я убедился, служили листики коки и чича. Оказать любезность нужному человеку, подкупить духов – всё как у людей.

Атауальпа сидел на низком золотом табурете боро. На вид он был не старше тридцати. Внушительный крючковатый нос, крупные губы и слегка заостренный подбородок, широкие монголоидные скулы. На голове льяута – многоцветная тесьма несколько раз обмотанная вокруг головы, она придерживала бахрому из шерсти викуньи, выкрашенной киноварью. Пучки шерсти вставлены в крохотные золотые трубочки; когда Инка поворачивал голову, они звенели. Уши оттягивали тяжёлые золотые цилиндрические подвески. Над головой возвышался султан, также укреплённый тесьмой, с пером исключительно редкой птицы corequenque. Вокруг него находилось немало индейцев, и все – с мешочком shuspas, на руках золотые и серебряные браслеты, подвески на ушах, расшитые орнаментами одежды. Эти знаки отличия говорили о том, что они принадлежат к кольяне, правящей элите.