Закрытие темы

– Только для тебя стадион, а для остальных площадка.

– Какая разница, – не унимался Микитин, – стадион или площадка? Назовите стадион площадкой, площадку стадионом – какая разница?

– Хорошо говорит, площадка ему без разницы или стадион…

– Естественно, стадион. Летний стадион.

– А почему «восстановили стадион»? Из руин восстановили? Нет? Или что… землетрясение?

– А вы хотели, чтобы я написал: «Построили стадион»?

– Пиши как знаешь. Только меня не вмешивай. Стадион! С ума посходили – стадион! Это ж такое придумать ещё надо, чтобы стадион восстановили… А как приедет комиссия на стадион смотреть, я ей два столба покажу, – вот, скажу, стадион восстановленный…

Микитин сделал вид, что смеётся.

– Интересно, откуда вы комиссию ждёте?

– Почём я знаю, откуда? Оттуда и комиссия, куда это пойдёт. Тебе виднее.

– Там, куда это пойдёт, Илья Фомич, на ваш стадион, вы меня извините, конечно, прибор клали, есть он или нет, лишь бы печать была. Можно подумать, вы отчёты никогда не писали.

– Я отчёты писал и буду писать. Но я сам справляюсь. Никого в это дело не впутываю.

– Стенд сами оформили.

– Ну, знаешь, стенд… знай, что говоришь, стенд оформили… Так любой оформит, что хочешь. Наклеил фотографии, вот и оформил. Хорош оформитель.

– Но вы обещали.

– Ничего не обещал.

– Как не обещали?

– Так не обещал.

– Обещали, я помню.

– Ничего не обещал.

– Как же не обещал, когда обещал?

– Ну когда, когда обещал?

– Тогда обещал!

– Ильюшенька, миленький, – донеслось из другой комнаты, – да поставь ты ему, не упрямься, зачем ругаетесь…

Как ни странно, слова эти возымели действие. Илья Фомич вздрогнул, сник, вобрал голову в плечи и, немного подумав, действительно поставил печать на справку, чем даже несколько удивил Микитина.

– Спасибо, весьма признателен.

И он подсунул ещё одну, самую сомнительную. Ту, с которой вчера получился прокол. Подвела, подвела Наденька…

– Я объясню, в чём дело.

Следовало бы поспешить с объяснениями: выражение негодования стремительно возвращалось лицу директора.

– Памятник?

– Дело вот в чём…

– Какой памятник?

– Тут всё сказано. Вот… «в ознаменование 360-летия заключения мирного договора между Россией и Швецией…»

– Ильюша, милый, гость ужинать хочет.

– Иду, иду, подожди секунду.

– Объясняю. Дело вот в чём. Дело в том, что места, в которых вам посчастливилось жить, Илья Фомич, давно уже вошли в историю. Вы, должно быть, и сами знаете: когда-то здесь шла война между русскими и шведами. Суровая, кровопролитная. В шестьсот семнадцатом году был заключён мирный договор. Так называемый Столбовский мир, согласно этому договору…

– Молодой человек! – Илья Фомич внезапно вспылил, он даже ногой под столом топнул. – Молодой человек! Я хоть в деревне живу, но сам учитель. Учитель! Прошу это учесть. Я сам просвещаю. Сам просвещённый. Я, не думайте, я вам и про шведов могу не хуже вашего, и про немцев, и про кого угодно столько рассказать, что и не снилось… И что в семнадцатом году было…

– В шестьсот семнадцатом…

– И в сорок втором… Волховский фронт… понимаешь ли… что и не снилось!..

– Ну так вот, – продолжал Микитин, – мы посетили историческое место близ деревни Столбово и решили увековечить событие небольшим памятником.

– Не верю!

– А зря. Точнее сказать, обелиском.

– Не верю, не верю! Обман!

– Это как вам угодно. Высота обелиска два с половиной метра.

– Врёте! Где он стоит?

– Обелиск? А где Сясь поворачивает, в лесу.

– Врёшь, врёшь, ты всё врёшь! Ты… не верю! Ты врёшь! Ты врун беспринципный!

– Илья! Немедленно иди ко мне!

– Он врёт, Маша…

– Илья!

– Вы меня, Илья Фомич, оскорбили, очень серьёзно оскорбили, очень…

И он действительно оскорбился. Что за чушь такая? Почему беспринципный? Почему ему, собственно, не должны верить? С какой стати?… Разумеется, никакого обелиска нет. Кто ж спорит об этом? Речь о другом. Не в обелиске дело, дело в принципе. В принципе он мог вполне быть, обелиск. Они бы могли в принципе установить что-нибудь такое, воздвигнуть бетонный какой-нибудь, например, столб, не так и сложно воздвигнуть, но всё равно бы тогда – вот что оскорбительно – этот Илья Фомич точно так же кричал бы: «Врёшь, врёшь, ты врун беспринципный!..» Да почему же? Что, разве Микитин врал, когда речь шла о партах и шкафах, разве он отрицал, что они липовые? Почему же, когда он утверждает то, чего хоть и нет, но в принципе как бы есть, то есть могло бы в принципе быть, – почему же тогда ему не просто даже не верят, а верить в принципе не хотят? Что за дела такие? Этот Илья Фомич, любитель старины, – так уж он и любитель? – шёл бы тогда, раз любитель, в своё Столбово с пионерами, давно бы воздвиг что-нибудь, – нет же, табличку приколотить не пошевелятся.