Закрытые двери

– А зачем нам куда-то уходить? Дом крепкий, земля дает хороший урожай, скотины достаточно, в лесу полно ягоды. Рядом Старый город – туда никто не сунется, а значит, и вокруг него безопасно. Здесь наш дом, мы другого не знаем. Дед наш вырос в этих лесах, играл с теми же игрушками, что и мы, спал на тех же лавках и ходил по той же земле. Отец привел сюда свою жену, нашу мать, подарил нам жизнь в этих стенах. Тут что ни куст, то память о былом. О нашем. О настоящем. Здесь счастливо прожило три рода, а мы четвертые. Зачем и куда нам уходить?

Я внимательно посмотрела на его чистое и немного удивленное лицо. Он был прав, зачем уходить из мест, где ты всегда счастлив. Но и опасности здесь достаточно. Пусть мне и пытаются доказать, что Старого города все боятся, однако же эти люди пришли сюда за Арайей. И их всякие страшилки из глубины времен не остановили.

Правда, сказать это ему я не решилась. А просто налила Олегу в кружку кипяток и сняла котелок с печки, поставив в снег, чтобы вода в нем остыла.

Мы сидели молча и плавали по волнам своей памяти. Я пыталась вспомнить, что находилось в этом районе до Забытья. А Лежка…. он уставился вдаль, думая о чем-то своем. И выражение его лица говорило о том, что мысли эти были не всегда приятными и спокойными.

Котелок остыл, по снегу поползли длинные тени деревьев. Стало холодать, а Бутс сильно ткнулся мордой в спину хозяина.

Лежка опомнился и резко встал.

– Пора.

Я растерянно посмотрела на него и кивнула.

–Пора, значит пора.

Бутс притащил ко мне пустую миску, и я заботливо, но все еще безучастно погладила пса по голове, разворошив не очень длинную шерсть. Он завилял хвостом, радуясь неожиданной ласке.

Это и вернуло меня в реальность окончательно. Протерев миску снегом и убрав ее вместе с прочей посудой в сани, я сложила печку, мебель и вернулась на козлы.

Олег улыбнулся и, напоив коня, присоединился ко мне.

– Двигаем? – уточнил он, глядя, как я стараюсь найти себе место помягче.

– Двигаем.

И мы снова отправились в молчаливый путь до Пристанища. И каждый из нас знал, что мы безнадежно отстали от похитителей. Но это было и к лучшему.

Нагони мы их в Пристанище, мы все равно не смогли бы ничего сделать. Хоть я прежде там и не бывала, но была уверена, что там скорее встанут на сторону людей правителя какого-то там города, чем на нашу. Для них мы если и не бродяги, то мелкие человечки. И мы должны радоваться, что нам выпала такая честь – отдать девушку в невесты или наложницы сильного мира сего.

Так что наше отставание и здесь играло нам на руку. Хотя встревоженное лицо Лежки говорило, что он так не считает.

Когда дорога стала теряться в тенях и сгущающихся потемках, вперед выступил Бутс, отлично отдохнувший за все это время на санях. Но и его с каждой минутой становилось сложнее видеть. Пусть темная шерсть пса и выделялась на белом снеге, но темнота брала свое, не давая разглядеть в ней даже силуэты.

Лежка достал лампу и подвесил ее на козлах так, чтобы она освещала дорогу и не била светом назад.

Вместе с тьмой пришла и глухая тишина. Всепоглощающая и непроницаемая. Она подпитывалась нашим безмолвием и пожирала даже хруст снега, некогда раздававшийся из-под копыт Буранчика.

Мы замедлили ход, но продолжили путь. И становилось ясно, почему все предпочитали попасть в населенный пункт до наступления темноты. Слишком много теней и отсутствие звуков превращало каждый шорох в нечто мистическое и зловещее. Но сказать сейчас Олегу, что я испугалась, было все равно, что признаться в самой большой ошибке в жизни.

А в потемках среди снега, темных сгустков под кустами и в зловещей тишине – это стало бы не просто большим ударом по моей гордости, но могло быть и опрометчиво для нас обоих.

Я нащупала фонарик в кармане куртки и немного успокоилась. Всегда есть маленький якорь, возвращающий к холодной реальности из леденящих душу страшилок, рисуемых нашим разумом. Для меня в этом пути им стал именно фонарик. Как привет из прошлой жизни, как оружие против тьмы и скрывающихся в ней существ.

Я перехватила вожжи из рук Лежки и пояснила:

– Сначала нужно пообвыкнуть друг к другу. А ты посмотришь, убедишься, что все мы с ним делаем правильно.

Олег кивнул, спрятав улыбку в высоко поднятый воротник.

Кожа издала необычно скрипучий звук под моими ладонями и легла, как ей удобно. Будто она живая и тоже примеряется ко мне. Буранчик почувствовал смену правящего и немного сбавил ход, пытаясь понять, к чему это может привести.

Лежка прицокнул, давая понять, что он еще рядом и следит за нами. Конь вернул себе прежний темп, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. И не мудрено, что он насторожился. Пусть я и старалась держать вожжи уверенно, но сравнивать мою хватку и хватку Олега невозможно.

Как можно противопоставить меня, занимающуюся физическим трудом лишь несколько месяцев после полутора сотен лет сна и двадцати пяти лет легкой, как оказалось, жизни, молодому человеку с рождения работающему тяжело и много. Как сравнивать человека культуры с человеком физического труда?