Закрытые двери

Мужчина снова перевел взгляд на руку, его дыхание участилось, как, впрочем, и сердцебиение. Побелевшими костяшками он схватил плащ, на котором сидел и, резко вскочив, прошмыгнул в какую-то узкую улочку, выходившую сбоку от ящика.

И тут же тишина взорвалась детскими криками и смехом:

– И не страшно вовсе!

– Сказки все это!

– Вот трусишка! Еще же день!

– А пошли сегодня слушать ветер! – предложил кто-то из детей постарше, – Надо же проверить слова Бродяги.

И гомон прекратился так же резко, как и начался. Все задумались.

И не над тем, как это может быть опасно. А над тем, как прошмыгнуть мимо родителей этой ночью.

Здесь мне больше нечего получить. Лишь вспомнить, как все же интересно и бесстрашно детство. Но оно прошло, так и не начавшись.

Я развернулась и отправилась прочь, пытаясь сориентироваться на местности. В какой угол, и в каком направлении привела меня детвора?

И все же что напугало рассказчика в моем виде? Ведь не может быть такого, что он убежал лишь из-за того, что в детской аудитории встретил взрослого. Его история достаточно безобидна, хотя, возможно, в этих краях ее расценивали, как запрещенную или опасную. И он побоялся, что я на него донесу?

Но почему тогда, он так уставился на мою руку? Его испугала не я, а то, что он увидел. А это уже две совершенно разные вещи.

Я бросила беглый взгляд на руку и в очередной раз столкнулась с тем, что браслет – это уже не просто милая бижутерия, подаренная старичком в последний день, который я помню из прошлой жизни. Этот браслет – коробочка, переполненная загадками и тайнами, на которые никто не в силах пролить хоть какой-то свет.

– Я бы на твоем месте убрал его с руки, – послышалось где-то снизу, а перед самыми ногами рассыпалась горстка мелких косточек.

Я остановилась и внимательно огляделась в поисках источника голоса.

У стенки, в самой тени, сидел странный старик, смахивающий на сумасшедшего бродягу. Его пепельный волос, местами припорошенный белоснежной сединой, некогда был собран в пучок, но давно потерял ту форму и аккуратность, что ему придавали. Нос, когда-то вырисовывавший гордый греческий профиль, давно поменял свою форму и больше походил на вороний клюв, а глаза…. их, словно заволокло тонкой пеленой поверх голубого моря. И все же невозможно точно сказать, сколько же лет этому старику. И старик ли он? В этом времени с этими условиями жизни люди меняются быстрее, чем взрослеют.

Мужчина подался вперед и внимательно посмотрел на косточки, разбросанные перед моими ногами.

– Лучше никому не показывать его, – выбирая одни и оставляя другие, продолжил он некое подобие гадания. – Это может нехорошо кончиться. И не обязательно для тебя.

Закончив свои странные действия, мужчина повернул несколько косточек в мою сторону, и ткнул в них длинным пальцем, больше походящим на палочку бамбука с узелками на местах фаланг.

– Ты все помнишь, но так глубоко, что сейчас твоя голова кажется пустой, – он вернулся к стенке и сел, глядя на меня снизу вверх. – Но это не так. Вся твоя память, она на дне, осела, как ил. И если ты начнешь трясти головой, то этот ил начнет подниматься и мутить все вокруг. Сначала кусками, какими-то обрывками, а потом, когда поднимается самый старый осадок, все вокруг окрасится в его цвета.

– Я не понимаю, как это все связано?

Мужчина говорил даже не загадками, а какими-то бессвязными и совершенно непонятными мыслями. Какой ил? Зачем трясти головой?

– И что это за косточки? Ты гадаешь?

– Нет, я читаю твое прошлое и подглядываю в твое будущее, – старик отрицательно покачал головой, убрал все косточки обратно в мешочек и затянул его покрепче. – Но ты к себе не пускаешь. Даже щелочки не оставила. Зато задняя дверь за тобой не прикрыта, и там все отлично видно.

– И что же там видно?

– Слеповат я уже, – ухмыльнулся старик и подставил лицо слабому солнцу. – Мутно все.

Я пошарила в мешочке и вытащила пару монет.

– Это мне зрение не исправит, – он улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Но вот, что я тебе скажу, убери браслет, он опасен для окружающих.

– Я тебя не понимаю.

– Если кто-то увидит его, – вздохнув, пояснил он. – Может случиться что угодно. И массовая паника – самая малая расплата за такое смелое украшение. Думаешь, он просто так резко сбежал?

Я оглянулась на проулок из которого вышла, пытаясь понять, как старик мог это увидеть отсюда. Выходило, что никак. Но говорил он настолько уверено, что не возникало ни малейшего сомнения – его слова не выдумка или смелое предположение.

– Это близко к твоей незакрытой двери, – пояснил он. – Это и без них видно, – мужчина встряхнул мешочек с костями и вновь бросил их мне под ноги.

Теперь мне удалось разглядеть среди них несколько маленьких птичьих косточек, и даже черепок. В этой горочке нашлись и скелетики совсем маленьких птичек, то ли воробьев, а может, и еще меньше. Но выяснять, как он добыл их, мне не хотелось.

Мужчина снова внимательно рассмотрел расположение косточек, и вновь начал подбирать их по одной обратно: