Люди из ОГПУ скинули граммофон со стола, и в комнате воцарилась тишина. Затем они набросились на собравшихся, стали валить их на пол, а некоторых даже избили, не в силах сдержать отвращения. Задержанных в ту же ночь доставили на допрос в штаб-квартиру ОГПУ. Следователи выяснили, что эти мужчины не только пили и устраивали вечеринки, но и участвовали в «извращениях», то есть занимались сексом с мужчинами. Выбивая у задержанных признательные показания, следователи узнали, что этот притон был не единственным в Москве и что подобные заведения существуют и в других крупных городах.
В тот же день о рейде доложили Генриху Ягоде, главе ОГПУ и приближенному Сталина, печально известному организацией массовых депортаций и убийств невинных людей. Ягода немедленно приказал своим подчиненным найти подобные притоны в других городах и задержать как можно больше их посетителей.
15 сентября 1933 года Ягода поручил своему секретарю набрать длинную телеграмму Сталину, в которой сообщал, что «педерасты» вербуют молодых людей в свои ряды в разных городах по всему Союзу. Он отчитался о рейдах, которые провели его подчиненные в Москве и Ленинграде, задержав до 130 человек. По словам Ягоды, они участвовали в тайных организациях, создавали притоны и занимались шпионажем. Зная о паранойе Сталина и его страхе перед иностранным вторжением, Ягода сообщил, что члены этих кружков стремились подорвать советский режим, развратить рабочую молодежь и даже пытались проникнуть в армию и флот[8].
Докладывая Сталину о задержанных группах гомосексуалов, Ягода обратил внимание вождя, что в советском законодательстве отсутствуют законы о мужеложстве, которые позволили бы заключить этих людей в тюрьму, и предложил немедленно такие законы принять.
Захватив власть в 1917 году, большевики действительно отменили законодательство царской России, включая наказания за мужеложство, и тем самым гомосексуальность официально вышла из-под запрета. Тем не менее телеграммы Ягоды в 1933 году убедили Сталина что мужское гомосексуальное поведение вновь следует запретить. Интересно, что Ягода не предлагал считать женскую гомосексуальность преступлением и даже о ней не упоминал. Очевидно, гомосексуальные мужчины чаще привлекали внимание ОГПУ, поскольку встречались и общались в барах, ресторанах, общественных туалетах и других местах, куда могла нагрянуть тайная полиция. Лесбиянки же, как правило, вели себя более скрытно.
В своей телеграмме Ягода настаивал, что гомосексуалы занимались шпионажем, – так он играл на бесконечной паранойе Сталина по поводу иностранного вторжения, главным образом со стороны Германии, где в начале 1933 года пришел к власти Гитлер. Хотя Сталин и его приближенные считали, что правление Гитлера продлится недолго и не будет представлять опасности для СССР, уже очень скоро стало понятно, что они ошибались.
До Сталина также доходили слухи, что немцам удалось внедриться в гомосексуальные круги Москвы, получить секретную военную информацию и посеять раскол в партии, поэтому он быстро отреагировал на предложение Ягоды ввести уголовную ответственность за мужеложство: «Надо примерно наказать мерзавцев, а в законодательство ввести соответствующее руководящее постановление». Затем доклад попал на стол Вячеслава Молотова, близкого соратника Сталина и члена Политбюро, высшего руководящего органа Коммунистической партии, и тот сделал на нем пометку: «Конечно надо! Молотов». Лазарь Каганович, другой влиятельный член ближайшего окружения Сталина и Политбюро, также подписал: «Правильно! Л. Каганович»[9].
Холодным зимним днем 13 декабря 1933 года Ягода доложил Сталину, что он и его офицеры окончательно ликвидировали сборища гомосексуалов в Москве и Ленинграде; к отчету он приложил проект нового закона о мужеложстве. Проект Ягоды предусматривал наказание до пяти лет лишения свободы за половой акт между двумя мужчинами по обоюдному согласию и до восьми лет за «насильственное» мужеложство. Новый закон должны были включить в уголовные кодексы всех советских республик.
Пока Сталин рассматривал проект закона, Ягода решил провести чистки советской культурной элиты: о гомосексуальности многих выдающихся ее представителей ОГПУ уже было известно. В феврале 1934 года сотрудники ОГПУ выяснили, что директор Государственного литературного музея Владимир Бонч-Бруевич приобрел дневники и бумаги ленинградского поэта Михаила Кузмина, чьи любовные связи с мужчинами ни для кого не были секретом[10].
Сам Кузмин никогда не избегал изображения однополой любви в своих работах. Дневники и бумаги, которые Бонч-Бруевич от него получил, содержали неприкрытые описания гомосексуальной любви, и сотрудники ОГПУ конфисковали их в надежде узнать больше о гомосексуалах Москвы[11]. Хотя с этого момента Кузмин был в опасности, ему удалось избежать судебного преследования благодаря перестановкам в ОГПУ, которые привели к некоторой паузе в его деле. Кузмин умер в 1936 году.