Закрытый перелом

— Давно, слава богу, — миролюбиво ответила Марина. — Ты только, подруга, пожалуйста, не ревнуй. Что было, то было, чего прошлое ворошить? Конечно, я преувеличивала, когда сказала, что ненавижу всех мужиков и считаю их подлецами, нет, есть и среди них люди. И Антон, и Вика — прекрасные ребята, надежные, если их о чем-нибудь попросишь, они всегда готовы помочь, не бросят. Но ты пойми — они из разряда тех, кто причисляет себя к элите, кто превыше всего ценит свою независимость, свою свободу…

И Марина рассказала Люсе, как Антон помог ей, спас ее от Пижона, когда она потеряла голову, превратившись в рабыню этого ничтожества, как она в благодарность за это помогала, в свою очередь, выкарабкаться из беды другу Антона — Вике, как они уже много лет поддерживают друг друга по принципу: "Не считайся ни с чем, но выручи друга, если он просит." И что, собственно говоря, и ее знакомство с Сергеем, и знакомство Люси с Виктором — результат действия этого принципа, добровольно принятого ими и неукоснительно исполняемого.

— Этого не может быть! — не выдержала Люся. — Это же гадко, как ты не понимаешь? Я не верю тебе, ты лжешь, ты ревнуешь, Марина…

Извини, я не хотела тебя обидеть, может быть что-то и было между тобой и Антоном, а потом между тобой и… Но чтобы Вика… чтобы он… Я не верю…

— А он предлагал тебе жениться? — с иронией в голосе спросила Марина. — Раз уж у вас такое всепоглощающее чувство…

— Нет, — торопливо ответила Люся. — Да разве дело в этом… Мы просто не говорили на эту тему…

И тут Люся осеклась.

Марина поняла это по-своему и продолжала убеждать Люсю в своей правоте, приводя новые примеры из своей жизни и из жизни триумвирата, стараясь постепенно доказать подруге, что в общем-то здесь нет ничего странного и предосудительного, наоборот, Люсе повезло, что в нее влюбился именно Виктор и что хорошо бы ей стать четвертой в их тройственном союзе.

Люся молчала, иногда даже согласно кивала головой, потом позволила увести себя на кухню, где они с Мариной поужинали аппетитно приготовленным мясом с "Мукузани".

Затем Люся поехала домой.

Марина, справедливо со своей точки зрения считая, что дело сделано и что Люсе просто надо усвоить сказанное, не стала ее задерживать.

Весь остаток вечера и всю длинную бессонную ночь Люся напряженно вспоминала день за днем, час за часом все с самого начала…

… И как она пришла в дом Виктора, не зная, что за столом сидят трое, чей союз так расчетливо вершил ее судьбу и судьбу Сергея…

… И как настойчиво, последовательно Виктор вел двойную игру, добиваясь встречи с ней…

… И как ей позвонила Марина и сказала с тревогой в голосе, что Виктор болен, серьезно болен…

… И свою последнюю встречу с Виктором Люся тоже вспоминала, но уже совсем по-иному, чем прежде, и уже совсем иначе понимала его исповедь опустошенной души, не верящей в смысл работы, а значит, жизни, разочаровавшейся в бывших друзьях и не обретшей новых…

… И вспомнила Люся предложение Виктора встречаться регулярно, еженедельно, по принципу: раз — и все!

С удивительной ясностью и высокой болью поняла Люся, что пришла к ней настоящая любовь и что счастье свое она разделила с двойственным по натуре человеком, под красивой оболочкой которого оказались пустота и прах.

И вместе с рассветом нового дня Виктор для Люси как любимый, как личность, как человек умер.

22

Виктор жил.

Но он не был жив в полном смысле этого слова.

Время, сложенное из мгновений, как поток из капель, имеет свойство не только сжиматься и бежать или растягиваться и еле ползти.

Время может быть не только пустым, как бессмысленность, или наполненным, как квант энергии. Время может быть светлым и мрачным.

Механизм отсчета времени у Виктора замедлил свой ход почти до полной остановки. Нет, Виктор спал без сновидений, просыпался, делал энергичную зарядку, был активен, многое успевал сделать, и все у него получалось, выходило, достигалось почти без напряжения, как легкое дыхание.

Виктор ощущал высокий, как весенний паводок, эмоциональный подъем, и для него каждое мгновение достигало необычайной плотности.

Но при этом в глубине души у Виктора росла, ширилась, чернела трещина духовного раскола. Из нее веяло могильным холодом, она грозила погубить жар его полнокровной любви, грозила превратить нирвану его счастья в мертвое, обыденное существование. Поэтому Виктор не был жив в полном смысле этого понятия.

И как неверным светом сдваиваются тени во время солнечного затмения, так Виктор все острее ощущал двойственность своего бытия…

… Шел четвертый день после последней его встречи с Люсей.

Виктор не знал о том, что Люся побывала у Марины, не знал об их разговоре, но необъяснимо для себя суеверно боялся звонить ей.