Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Францией тоже руководили народные избранники – президенты, но здесь провозгласили себя республикой открыто и откровенно. Сказались сто лет непримиримой революционной борьбы с Бурбонами и Бонапартами. Соседи подобный радикализм сочли излишним и предпочли республику, спрятанную под королевскими учреждениями и регалиями. Данный вариант стал доминирующим. Повсеместно парламент превращался в ключевой орган принятия решений, как минимум, законодательных, как максимум, и исполнительных, если удавалось поучаствовать в формировании правительства.

Амбиции депутатского корпуса разных государств росли медленно. Тем не менее тенденция наметилась отчетливая. Утверждать одни законы оказалось мало. Появилось стремление взять под контроль деятельность министров. Опять же у всех по-разному. Чем дольше монарх ладил с парламентом, тем позже возникала потребность в его изоляции от кабинета. И наоборот. Увы, наследственная монархия, скованная к тому же правом первородства, соревнование по выдвижению талантливых или просто толковых политиков безнадежно проигрывала. Палата депутатов таковых предлагала чаще, легко и на постоянной основе. А значит, короли и императоры не имели шансов удержать в руках «штурвал». Им предстояло сойти с политической сцены либо по-хорошему, либо по-плохому.

По-хорошему – это как в Дании, где в июле 1901 года Христиан IX смирился с победой на выборах ненавистных ему «левых» («венстре») и более не сопротивлялся созданию оппозицией правительства парламентского большинства во главе с министром религий Й.-К. Кристенсеном. Пример по-плохому продемонстрировали Сербия, Португалия и Турция. В мае 1903 года сербского короля Александра I Обреновича, за полгода до того, осенью, рассорившегося с вождями популярной в народе радикальной партии, зверски убили, а на трон возвели Петра II Карагеоргиевича, настроенного на диалог с командой главного радикала, Николы Пашича. В феврале 1908-го та же участь постигла Карлуша I, короля Португалии, в мае 1907-го неосторожно распустившего парламент. Сменил павшего монарха сын, Мануэл II, не чуждый активному сотрудничеству с Генеральными кортесами. Осману Абдул-Хамиду II, организовавшему в апреле 1909-го мятеж против господствовавшей в Генеральной ассамблее партии «Единство и Прогресс» (младотурков), повезло. Султана, с июля 1908-го фиктивного суверена, не казнили, а сослали в Салоники, посадив на престол младшего брата заговорщика – Мехмеда V, готового подчиняться Мехмеду Талаату, неформальному генсеку правящей группировки.

В двух крупнейших империях Европы – Германской и Австрийской – парламенты на распорядительные прерогативы монархов – Вильгельма II Гогенцоллерна и Франца-Иосифа II Габсбурга – пока не покушались, но за решающий голос в законодательной сфере боролись довольно успешно. Зато в Италии состав кабинета министров чуть ли не со дня образования единого королевства – 17 марта 1861 года – фактически зависел от фракционного расклада в палате депутатов. Король мог настоять на назначении премьером персоны, так или иначе ему близкой, правда, при условии, что та сумеет сколотить из «левого» и «правого» спектра парламента нужное большинство. В принципе, если бы не перманентная министерская чехарда (около полусотни правительств за полвека), снабдившая Савойскую династию достаточным полем для маневра, то итальянское государство скорее являлось республикой, чем королевством.

Другая напоминавшая республику модель возникла на Пиренеях и Балканах (в Испании, Португалии, Болгарии и Румынии). Опыт военных диктатур первой половины и середины XIX века выглядел опасным прецедентом для царствовавших там династий. Во избежание стремительного, чреватого хаосом и анархией их крушения политики придумали схему «мирного поворота»: мнимого антагонизма двух официальных партий – либеральной и консервативной, в зависимости от воли монарха поочередно формирующих правительство и получающих на выборах парламентское большинство посредством административного ресурса или прямых фальсификаций.

Потенциала у сего защитного механизма хватило в среднем на полвека. Первой сломалась Португалия. Парадокс! С легкой руки короля!! Ведь Карлуш I погиб не потому, что препятствовал прогрессу. Он как раз намеревался содействовать постепенному движению к республике: расширить избирательное право, гарантировать свободу печати и ассоциаций, ввести элементы ответственного правительства. И не прихоти ради. Рост народных симпатий республиканской идее побудил монарха возглавить процесс, чтобы успеть капитулировать на почетных условиях, то есть по-английски. К сожалению, обе системные партии, «возрождения» и «прогрессистов», предводителя не поняли и не поддержали.