Этот ответ смешил Бурдина, и, кажется, больше ради него он часто приостанавливался и выходил из тарантаса к Ивану Ивановичу.
Подъезжая к Рыбинску, Федор Алексеевич повел со мной деловой разговор.
— Имейте в виду, пожалуйста, что мы простые путешественники, а не странствующие гастролеры.
— Почему?
— Этого требует политика. Не следует показывать вида антрепренеру, что мы приехали играть. Он станет нас эксплоатировать. Гораздо лучше, если мы объявим себя «проезжими». Тогда наверное он будет упрашивать нас принять участие в его спектаклях, и уж в таком случае мы себя не продешевим. Во всем этом я очень опытен, почему вы должны беспрекословно подчиняться всем моим решениям, а главное не вмешиваться в переговоры.
Я согласился.
— С антрепренерами нужно уметь держать ухо востро, — продолжал Бурдин. — Это такой хитрый и ехидный элемент человечества, что в обращении с ними нужно быть очень понаторевшим и ловким, иначе обойдут. Вот посмотрите, как я поведу дела. Обставлю Смирнова [52]
в лучшем виде. У меня такой план в голове сложился, что мы сорвем с него такую цифру, о которой вы и мечтать не смеете.Достигли наконец Рыбинска. Красивый, большой торговый город произвел на меня лучшее впечатление, нежели Тверь, не говоря уже о Бежецке. Будучи впервые в провинции, я с особенным любопытством вглядывался во все окружающее и приходил в искренний восторг от волжских картин. Хлебная набережная, полная кипучей жизни и безостановочной деятельности, в разгаре сезона была положительно живописна и привлекательна. Теперь, благодаря железнодорожной сети, широко раскинувшейся по отечеству, торговое значение Рыбинска не то, что было в прежние годы, но, все-таки, и теперь этот город не утрачивает своей прелести в летнюю пору и по прежнему приковывает к себе внимание каждого туриста.
Мы остановились в гостинице Соболева, находившейся как раз против театра. Теперь этой гостиницы не существует, так же, как не существует и старого деревянного театра. На том месте нынче красуется большой каменный театр, прекрасной архитектуры, а на месте гостиницы понастроен целый ряд каменных домов, В общем этот уголок, выходящий фасадом на реку Черемху, теперь неузнаваем.
Антрепренерствовал в Рыбинске в то время приснопамятный Василий Андреевич Смирнов, в театральном мире личность весьма известная и до сих пор не забытая. Он «директорствовал» продолжительное время, и у него переслужила масса актерского люда, разносившая о нем по Руси бесчисленное множество всевозможных анекдотов. На этот счет он был весьма счастлив. В особенности же пользовалась большою популярностью его неизменная по говорка: «да, потому что да», без которой он не мог связать буквально двух слов.
Труппа у него была огромная, на каждое амплуа, по крайней мере, человек по пяти, так что если бы рассортировать актеров, то их хватило бы непременно на три сцены.
— Зачем у вас так много народу? — как-то осведомился я у Смирнова.
— Благодетельствую, — хвастливо ответил он, — даю возможность существовать. Много ведь теперь их развелось, так что где уж им места приискивать.
И после маленькой паузы откровенно признался, обнаружив истинную суть дела:
— Да ведь и дешевенькие они у меня. Не дорого мне обходятся. У меня первый любовник всего 30 целковых получает… А чем одного хорошего держать за сто, так я лучше трех средненьких нанимаю. Вдвойне хорошо: и публика не балуется и разнообразия больше. На всякий вкус по актерику имеется.
Действительно, жалованье в то время в провинции было баснословно малое, в особенности у Смирнова доходило оно до ничтожности.
Отдохнув с дороги и погуляв по городу, Бурдин мне сказал:
— Пора сделать визит антрепренеру. Одевайтесь и пойдемте.
Сказано — сделано. Отправляемся к Смирнову, ютившемуся в верхнем этаже театра. Бурдин и Смирнов облобызались, как старые знакомые. Я представился сам. Беседа была очень оживленная и продолжительная, преимущественно театральная, но о «гастролях» ни одного слова. Я очень внимательно следил за «политикой» того и другого, и в конце-концов пришел к убеждению, что они друг друга «проводят». Никто из них не хотел первым начать деловых переговоров, хотя видимо оба горели нетерпением как можно скорее придти к соглашению. Однако, оба выдержали характер и разошлись, ничем не покончив.
На другой день явился к нам с ответным визитом антрепренер. Опять нескончаемые разговоры об отвлеченных предметах и ни слова о «гастролях». Наконец, Бурдину надоело выжидательное положению, и он пустил в ход тонкую дипломатию. Предупредительно моргнув мне глазом, он сказал:
— Александр Александрович, что же это вы, батенька, не укладываетесь? Потом опять горячку пороть станете.
Я понял этот маневр и поддержал его, ответив:
— Да у меня почти все уже уложено. Это ваши вещи валяются не прибранными.
— Чего это вы? — всполошился Смирнов. — Неужели в отъезд сбираетесь?
— А то что же еще? Нам здесь больше нечего делать. Погуляли, отдохнули и в путь…
— А я полагал, что сыграете у меня?
— Некогда нам.
— Куда же это торопитесь?
— К Смолькову, в Нижний! Он нас давно поджидает.
— Ну, полноте… погостите…