Закулисная хроника

В домашнем обиходе Сариотти был незаменим. Он умел делать буквально все, даже искусно занимался дамским рукодельем, включительно до вышиванья в пяльцах. В особенности же он славился кройкою женского платья и обивкою мебели. Он никогда ни перед какой работой не становился в тупик, ни перед столярной, ни перед слесарной, но однажды серьезно призадумался над выделкой тюфяков. Ему понадобилось два тюфяка, для выделки которых он приобрел необходимый материал. Принялся было за работу, но никак не мог осилить этой мудреной профессии обойщика. Поневоле пришлось пригласить мастера, за приемами которого Сариотти следил чрезвычайно внимательно. Когда первый тюфяк был готов, Михаил Иванович уплатил за работу его следуемую сумму денег и сказал:

— Другого тюфяка делать не нужно. Я его сам сделаю…

Мастер усомнился.

— А если ты не веришь, то вот присядь да посмотри, как пойдет у меня работа. Я сделаю не плоше тебя…

Сариотти принялся за выделку тюфяка и так ловко, умело, что мастер только удивленно развел руками.

В обществе это был неоценимый собеседник и в первые годы службы — хороший собутыльник.

Умирая, Сариотти сделал оригинальное духовное завещание, оставленное близкому приятелю, душеприказчику. Оно было написано им собственноручно. Приблизительное его содержание таково:

«Прошу тебя похоронить меня не богато, но и не совсем бедно, так как после меня остаются кой-какие деньжонки.

Мебель, находящуюся в моей комнате, отдать моей квартирной хозяйке. После покойника-то не очень скоро сдаст она мое помещение. Пусть же это будет возмещением ее убытков.

Поручаю тебе разыскать студента (такого-то), который года полтора тому назад жил рядом со мной на (такой-то) квартире, где я сильно хворал. Он ухаживал за мной во время болезни и постоянно читал мне книги и газеты. Непременно отыщи его и передай ему на память в знак благодарности 200 рублей серебром.

Доктору, который лечил меня и никогда не брал денег, передай 250 рублей, с просьбой принять от покойника. Ежели по своему обыкновению, опять станет отказываться, то встань перед ним на колени и упроси, принудь, хотя бы для того, чтоб их пропить».

И так далее в этом же роде.

По происхождению Михаил Иванович был русский. Вырос круглой сиротой. Настоящая фамилия его была Сироткин. При дебютах своих на итальянской сцене в Милане, он выбрал звучный псевдоним Сариотти, под которым подвизался и на русских сценах. Его музыкальному образованию и отправке за границу содействовал бывший певец русской оперы Гумбин, у которого в юности Михаил Иванович учился и даже долгое время проживал.

VII

Федоров во мнении подчиненных. — Свойство его вежливости и ласковости. — Преклонение пред взглядом высшего начальства. — Вспыльчивость Федорова. — Мнимый холерно-больной. — Помощник режиссера Бехтеев. — Хорошие стороны характера Федорова. — Федоров у себя дома. — Его гостеприимство.

Весьма многие не любили П. С. Федорова и за глаза поносили его ужасно, но в глаза никто не осмеливался быть к нему невнимательным, а тем более непочтительным. В свою очередь и он отлично понимал неискреннее к нему отношение подчиненных, с которыми был так притворно вежлив, ласков и прост. Это послужило к общему мнению, что Павел Степанович «иезуит». Его вежливости и ласковости не доверяли, иногда не без основания предполагая, что за ними скрывается что-нибудь недоброе. Федоров был скрытен вообще; даже близко знавшие его люди никогда не умели предугадать, к чему клонится его радушие и любезность — к добру, иль к худу.

Действуя всегда именем дирекции, как бы пренебрегая самостоятельностью, Павел Степанович очень любил делать представления к наградам, чем, вероятно, рассчитывал расположить к себе подчиненных. Однако, эти награды были всегда так ничтожны, что вовсе не возбуждали ни признательности, ни удивления награждаемых. Давая микроскопическую прибавку актеру и видя, что тот не особенно-то ею доволен, Федоров в утешение говорил: