Закулисная хроника

Иван Иванович был встречен всеми еще на лестнице. Музыка гремела. Его ввели в зало, где первые поздравления начались от женщин, которые, чуть не рыдая, приветствовали его и поднесли от артистов золотой лавровый венок. Прежде всех говорила Е. Н. Жулева, вслед же за ней покойная Ю. Н. Линская, и до того расчувствовалась, что, прочтя поздравительное стихотворение, поклонилась Сосницкому в ноги, чем несказанно его сконфузила и смутила также точно, как и тогдашний режиссер немецкой труппы Толлерт, который в свою очередь, прочитав бесподобные немецкие стихи, схватил руку юбиляра и поцеловал ее. Шумский прочел адрес московских артистов, и потом начались общие поздравления, поцелуи и слезы. После этого оба директора, Гедеонов и Сабуров, взяли под руки Ивана Ивановича, торжественно повели к обеденному столу и, усадив его на главное место, сами поместились с ним рядом, по обеим сторонам. Музыка не умолкая гремела до того момента, когда перед вторым блюдом, причем бокалы были уже наполнены шампанским, директор Сабуров, остановив оркестр, громко объявил монаршую милость юбиляру и подал ему, привезенную с собой, первую пожалованную русскому актеру золотую медаль на Андреевской ленте с надписью «за отличие».

Сосницкий заплакал, поклонился до земли и, поцеловав медаль, просил Сабурова собственноручно надеть ее на него, что тот и исполнил.

Оркестр грянул гимн и все торжественно пропели «Боже, Царя храни»; эти минуты до того были трогательны и торжественны, что не поддаются описанию.

Обед прошел очень оживленно. Читалось множество речей, из которых самая лучшая была полковника Лебедева (редактора «Русского Инвалида»), и самая неудачная драматурга Н. А. Потехина. Последний до того запутался в своей речи, что, начав говорить прозой, вдруг вспомнил о каких-то стихах, сложившихся у него тут же во время обеда, и стал читать их. Но ни стихи, ни проза успеха не имели, и он, окончательно сконфуженный, поневоле смолк. По поводу этого обстоятельства всегда находчивый П. А. Каратыгин написал моментально колкую эпиграмму:

«Потехин речью нас своею озадачил:
Он начал прозою, но сбился вдруг и стих,
Потом стихи читать какие-то он начал
И снова замолчал. Такой уж, видно, стих!
Пусть красноречья он не обладает даром,
Зато Потехиным зовется уж не даром».

Трудно теперь припомнить, кем и что говорилось на этом обеде, но лучше всего вышли стихи Н. И. Куликова при поднесении Сосницкому портретов всех артистов-сослуживцев. Вот эти стихи, прочитанные покойным актером П. С. Степановым:

Иван Иванович! Вы были
Пример сценический для нас;
Вас современники ценили,
Оценят и потомки вас!

Когда мир старый театральный

В игре фальшивой, идеальной —
О простоте едва мечтал,
Тогда Сосницкий гениальный
Игрой простой и натуральной
Всех иностранцев удивлял.

Но, кроме этого, полвека

Ваш дом артистам был как свой.
Мы любим вас, как человека
С добрейшим сердцем и душой,
Примите же на память это
В дар от товарищей-друзей,
И дай Бог многие вам лета,
А нам бы справить веселей
Ваш и столетний юбилей.

И еще небольшие стихи Каратыгина, который потому только и сказал их, что к нему слишком усердно все приставали с просьбою откликнуться на общее торжество. Он привстал и прочел следующее, вызвавшее бурю аплодисментов, стихотворение:

«Сосницкий, что тебе здесь многие сказали,
Добавить к этому найдется что едва ли.
И я бы, может быть, прочел тебе стихи,
Да не напомнить бы Демьяновой ухи.
Так попросту, без длинного куплета,
Скажу одно: будь здрав на многи лета».

После обеда начались танцы, в разгаре которых все пристали к Сосницкому, чтобы он сам протанцевал мазурку в которой в прежние времена не знал себе соперников. Как это ни было ему трудно, однако он уступил общему желанию и лихо протанцевал два или три тура. По этому случаю все присутствующие громко выражали ему свое одобрение восторженными восклицаниями и аплодисментами. В конце-концов юбиляра до того замучили, затормошили, не давая ему ни одной минуты вздохнуть свободно, что он, улучив момент, схватил меня за руку и тихо проговорил: