Закулисный роман (сборник)

Но моя злоба на Багринцева не утихла. Мне хотелось сделать ему больно, доказать, что я ничем ему не обязан и смогу сам, без посторонней помощи, добиться всего, превзойти своего учителя. Именно тогда я подкинул Гоше мысль о самостоятельном спектакле. Я знал, как распалить его тщеславие, сыграть на его алчности, жажде денег и известности. Он поддался так легко, что это было даже неинтересно. Но со спектаклем ничего не вышло: климактеричная истеричка Светлана Викторовна застала Гошу в деканате за попыткой кражи денег, разразился скандал. Стало ясно, что с нашей постановкой ничего не получится.

На последней репетиции Багринцев объявил нам, что намерен изменить всю концепцию дипломного спектакля. Этот его ход был настолько для меня предсказуем, что я даже не удивился.

– Этой ночью меня осенило, – вещал мстительный старик, искоса поглядывая на меня. – Мы перевернем уайльдовский текст с ног на голову. Такого еще никто не делал. Мы сделаем Дорианом… – он выдержал паузу, – женщину! Я думаю, Ада прекрасно справится с этой ролью.

Однокурсники заволновались, послышались реплики:

– Но мы ведь столько репетировали!

– Как же все менять, когда до диплома всего несколько месяцев?

Я не мог ничего сказать. Злость и отчаяние душили меня. Я молча поднялся со своего места и вышел.

Через несколько дней состоялся наш последний разговор с Багринцевым.

– Как хорошо, что ты пришел, Вацлав, – начал он мягко, усадив меня в своем кабинете. – Мне нужно поговорить с тобой. Что бы ни произошло между нами, ты очень дорог мне. Ты не должен думать, что я пытаюсь отомстить тебе за что-то. Все, что я делаю, для твоего же блага. Поверь мне, мальчик, ты чересчур заигрался, запутался. В этом есть и моя вина – я слишком долго выделял тебя из всех, внушал, что ты избранный, и это вскружило тебе голову. Посмотри, что ты сеешь вокруг себя? Ты едва не довел Катю до самоубийства, исковеркал жизнь Владу. И эта безобразная история с Георгием – признайся, ведь это ты приложил к ней руку, надоумил его взять те деньги? Дорогой мой, что бы ты ни думал о себе, какие бы демоны тебя ни мучили, я знаю, у тебя доброе сердце. Не воспринимай свое отстранение от спектакля как наказание. Поверь мне, я лишь хочу, чтобы ты огляделся, отдышался, взглянул на себя со стороны. Перед тобой большое будущее, дорога длиной в целую жизнь, и я не хочу, чтобы ты все испортил юношескими играми с живыми людьми. Этой игре ты просто пока еще не знаешь цены, но она слишком велика, уверяю тебя.

Я молчал, давая ему возможность высказаться. У меня еще оставался последний козырь, который я намерен был вытащить, когда старик окончательно размякнет от собственной благости.

Зазвонил телефон. Я поставил запись на паузу.

– Мистер Грин, – вещал в трубке озабоченный Джон. – Меня беспокоит эта ситуация с вашим русским проектом. Я не так хорошо разбираюсь в российских законах, но вы не подписали еще никакого контракта с режиссером. Я не могу гарантировать, что в такой ситуации наши условия будут выполнены. Нам необходимо как можно скорее…

Пока мой агент высказывал свои законные опасения, я успел достать портсигар и, не делая «дороги», втянул волшебный, бодрящий бледно-розовый кокаин.

Блаженство.

Честно говоря, я никогда не испытывал нужды взбадривать себя, чтобы сыграть ту или иную роль. Наоборот, сцена всегда была для меня главным допингом. Мне не было нужды употреблять наркотик перед спектаклем.

А вот в повседневной жизни мне было почти всегда невыносимо скучно. Скучно разговаривать, решать какие-то не относящиеся к театру вопросы. И наркотики помогали мне скрасить эту скуку. Кроме того, мое естество было устроено таким образом, что у меня почти никогда не бывало депрессий на следующий день после употребления любого из бодрящих средств. Я мог мешать героин с кокаином, всю ночь принимать амфетамины, на следующий день дремать и видеть чудесные сны под воздействием опия. Однако наступало утро, когда надо было приходить в себя, и это давалось мне на удивление легко.

Трескотня Джона мне надоела, я почти не слушал его – ловил первый, сладостный кайф.

– Успокойтесь, Джон! – прервал я этот нескончаемый поток речи. – В любом случае к вам я не буду иметь никаких претензий. Просто расслабьтесь и наслаждайтесь этой своеобразной командировкой. Обещаю, скоро она закончится, и мы вернемся в Великобританию, где я, как и прежде, буду прислушиваться к вашим мудрым советам.

Отложив мобильный, я снова обернулся к компьютеру. С экрана на меня смотрело мое собственное лицо, только совсем юное, не обезображенное житейским опытом, следами переживаний и потерь. Безупречный ангельский лик. Да полно, мое ли? Ведь это Стас, мой прекрасный, солнечный, вечно юный брат, улыбался мне своей безмятежной улыбкой.

Реальность пошатнулась и отступила. Стас протянул ко мне руку и дотронулся до моих упавших на лоб волос.

– Почему ты так давно не приходил ко мне? – прошептал я. – Ты жесток! Ты ведь знаешь, что только с тобой я могу быть настоящим.