Закулисный роман (сборник)

Никакого официального сообщения в СМИ так и не последовало. Вацлав снова исчез, просто исчез. Как восемнадцать лет назад.

Может быть, если бы я смогла увидеть его, бездыханного, дотронуться до его холодного лица, мне проще было бы осознать то, что произошло. Теперь же мне все время казалось, что Вацлав снова устроил какое-то жестокое действо, спектакль. Сыграл свою последнюю, самую гениальную роль…

Еще и Ника вторила этим моим безумным сомнениям.

– Ты врешь мне. Все врешь! – орала она. – Он жив, я знаю! Ты нарочно это придумала, чтобы помешать мне с ним уехать.

– А газеты? Ты же сама видела статью! – кричала я, убеждая то ли ее, то ли саму себя. – Это ведь я не могла подстроить?

– Значит, это он, он сам все разыграл, – мотала головой дочь, захлебываясь от слез. – Отомстил вам всем. Я не верю, что его больше нет. Такой человек не мог умереть!

Что я могла ей сказать? Я и сама до конца в это не верила.

Меня трясло еще много дней. Я не могла разобраться, ведь я никогда не любила его. Или любила? Он что-то перевернул во мне в ту минуту, в гримерной. Или раньше, давно, двадцать лет назад? Могла ли я что-то изменить? Как бы сложились наши судьбы, не оттолкни я его тогда? Я была бы счастлива с ним, я знаю теперь… Вопросы без ответов… В конце концов я поняла, что бессмысленно мучаю себя. Он умер. Вацлав Левандовский, Дэмиэн Грин, Дориан Грей – умер. Все было конечно, все.

Теперь, когда все успокоились, когда из его смерти сделали удачный пиар-ход, когда жизнь вошла в свою спокойную, уравновешенную, в умах навязшую колею, мне оставалось лишь гадать, а способны ли мы вообще сосуществовать в тесной связи с гениями? Нужны ли они нашему миру? Не слишком ли сильно выбивают из колеи, пугают, выводят из душевного равновесия? Может быть, они должны являться время от времени, как своеобразные камертоны, недостижимые идеалы, к которым нам всем следует стремиться?

В гримерной меня ждала моя собственная дочь Вероника, все еще в гриме Сибиллы, и журналистка одного известного издания. Я поморщилась: зачем только дочь ее впустила? Собственно, я знала зачем. Моя дочь прилагала все усилия, чтобы стать звездой такой же величины, как ее кумир Дэмиэн Грин. А значит, отказываться от контактов с прессой позволить себе пока не могла, даже если это стоило неудобств собственной матери.

– Ада Александровна, поздравляю вас с прекрасной работой! Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов? Я не отниму у вас много времени, обещаю.

Лицо у журналистки было обезьянье: нос курносый, подбородок выдается вперед, печальные глаза-изюмины. Я устало кивнула.

– Хорошо. Спрашивайте, только быстро.

– Ада Александровна, как вы сами оцениваете спектакль «Возвращение Дориана»?

– Ну что ж, – я почти без запинки выговорила удобоваримый отзыв для прессы, – я считаю, это вполне успешная, серьезная работа. Ксении Багринцевой удалось осветить известный роман с новой стороны. Спектакль получился глубокий, вызывающий эмоции.

– Но он не идет ни в какое сравнение с тем, что могло бы получиться, если бы главную роль играл Дэмиэн Грин, как и планировалось вначале, – встряла невозможная Ника.

– Да, смерть мистера Грина – это трагическое событие… – залопотала корреспондентка. – К сожалению, мы уже никогда не узнаем, какой видел эту роль Дэмиэн Грин…

– А может быть, узнаем? – ринулась в бой Вероника. – Может быть, он вовсе не умер? Он ведь уже пропал однажды, и все тоже думали… Может, это очередная мистификация?

– Ника, перестань! – устало попросила я и обернулась к корреспондентке. – Давайте не будем касаться смерти мистера Грина, мне довольно тяжело говорить об этом. Продолжайте, я слушаю вас.

Журналистка подвигала своим обезьяньим подбородком и снова спросила:

– Ада Александровна, как вы считаете, о чем роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея»?

– Ох, – вздохнула я, – литературоведы пытаются разгадать эту загадку уже много десятилетий, а вы хотите, чтобы я вот так, за две минуты, ответила вам в гримерке? Ну хорошо, если коротко – это роман о творческой личности. О внутреннем мире творческого человека, противопоставленном уродливой и грубой реальности. О том, должны ли гении подчиняться нормам морали и так ли уж верны эти нормы.

– А вы? Вы сами как отвечаете на этот вопрос? – сразу вцепилась в меня журналистка. Ее тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями унизаны были разнообразными металлическими кольцами.