Закуси горе луковицей

— В тот день, когда меня потянуло выйти в море, я подумал — это зов смерти. И на всякий случай у своего товарища оставил для одного человека письмо. А моря я не боялся — тогда я уже все знал о нем. И потому греб и греб, пока не начал терять берег. Я не был уверен, что мне хочется вернуться туда. И в тот момент, когда наши с тобой жизни висели на волоске, мы встретились. Кто к кому был послан? Я не знаю.

— А я знаю: ты — ко мне. Это я звала, я умоляла кого-нибудь прийти ко мне на помощь! И ты один услышал, нашел и спас меня.

— Однако же трудно тебя в чем-то убедить.

— Дядя Володя, ты думай что хочешь, но я уже давно все решила: когда мне исполнится восемнадцать, я найду тебя и заберу к себе.

— Ничего себе новости! — воскликнул Володя. — Это ж надо придумать такое. Веруня, милый ты мой человечек, теперь и меня послушай. Если когда-нибудь по какой-то минутной слабости я приму от тебя такую жертву, то, как только опомнюсь, тотчас покончу с собой.

— Ты что?! — с болью в голосе воскликнула девочка.

— …Так что даже и не думай об этом. Выброси эти глупости из головы раз и навсегда. Смело влюбляйся в сверстника, выходи замуж и живи на радость себе и своим близким. И я за тебя порадуюсь.

— Дядя Володя, но я не смогу быть счастливой, зная, как тебе плохо одному.

— Верочка, ты меня прости, но трудности, пожалуй, самое последнее, что может огорчить меня в жизни. А мое счастье?.. Ты меня не спрашивала, но я уже влюблен в одну девушку… Кстати, тогда я именно для нее и оставлял письмо.

— А она? Только, пожалуйста, не ври.

— Она?.. Она без ума от одного ловеласа, буквально ослеплена им, и поэтому больше никого и ничего не замечает вокруг.

— Как же это? — с отчаянием в голосе спросила девочка.

— Видишь ли, такое случается: сердцу ведь не прикажешь.

— Дядя Володя, а кто эта девушка?

— Она моя знакомая. Ее здесь нет. Уехала.

— Навсегда?

— Да. Навсегда.

— Она красивая?

— Очень. Но главное, душа у нее чистая, что родник: сколько ни пей — жажды не утолишь.

— Ты тоже классный. Как она не почувствовала, что ты ее любишь?

— Все дело в привычке, Верочка. Эта девушка всегда смотрела на меня глазами медсестры. И кого она, по-твоему, могла увидеть во мне? — Только пациента. Даже я сам привык себя ощущать в некотором роде вещью, за которой нужно присматривать.

— Зачем ты так, дядя Вова?

— Затем, чтобы не привыкать к этому жалкому состоянию. Я должен вернуть себе статус уважающего себя человека.

— Ты вернешь. Конечно, вернешь. Ты такой сильный, находчивый. Я помню, как ты меня спасал.

— Да, обязательно верну. Я настырный.

— Мне пора, дядя Вова. А можно, я все своим расскажу? Мне не нравится, что они плохо о тебе думают.

— Конечно. В этом нет тайны. И помни: не я тебе жизнь подарил, а твоя мама.

— А ты?

— А я лишь помог тебе ее сохранить. Будь счастлива, моя дорогая.

— И ты… Я так хочу, чтобы она вернулась и все-все поняла о тебе.

— А что? Вот возьмет да и вернется. Ладно, милая, до свиданья.

Приблизилось чье-то горячее дыхание.

— До свиданья, — всхлипнула девочка.

— Береги себя, Веруня.

— А ты — себя.

Послышался удаляющийся шорох шагов. А дальше — шелестовое дыхание рощи, жужжание пчел, птичий щебет. Приближающийся стук каблучков… и ее, Зоин голос: «Извините…»

«Боже мой, — прошептала она. — Что же мне со всем этим делать?»

Подготовив все необходимое для ухи, Зоя снова вышла к Владимиру. Они порыбачили еще немного. А когда клев прекратился, Володя смотал снасть, сложил удочку и выбрался на дорогу. И тут проезжающий мимо «Москвич» останавливается прямо перед ними. Из него вылезает священник, невысокий бородатый в темной приталенной рясе, и широкими шагами топает прямо к ним. Подходит и, улыбаясь откуда-то знакомой улыбкой, протягивает к Зое свои руки, берет ее скулы в теплые ладони…

— Ну, здравствуй, лягушонок.

И чмокает ее в лоб. Рот у Владимира по-детски приоткрылся.

— Батюшка?.. — едва справляясь с изумленьем, Зоя вглядывается в лицо своего школьного друга.

Геляев улыбается ещё шире.

И она, как привычный отзыв на пароль, нерешительно шепчет ему:

— Привет… мандаринчик, — и целует его в щеку.

— Здравствуйте, сын мой, — подает он руку Некрасову.

— Здравствуйте, батюшка, — в некотором замешательстве отвечает тот.

— Будем знакомы: Анатолий — друг детства этой очаровательной дамы. Все школьные годы мы опекали друг друга, как брат и сестра.

— Владимир, — коротко представился Некрасов.

— Вы не удивляйтесь нашему столь экзотичному приветствию. Как-то лет двадцать тому назад наша молоденькая учительница, Любовь Николаевна, спросила нас: какими сказочными героями нам хотелось бы побыть в течение одного дня. Мы с Зоей без особых претензий заявили, что она хотела бы побыть лягушкой-путешественницей, чтоб увидеть хоть что-нибудь новенькое, а я — китайским мандарином, мудрым и молчаливым.

— Какими мы были наивными тогда, простодушными… — вспомнила Зоя.

— Да-да, — улыбнулся Геляев. — И всё же в какой-то степени мы осуществили свои намерения. К слову сказать, большая часть ребячьих кличек появилась у нас именно после того урока. Не так ли, Зоя?