— О, только без разговоров. Все финансовые дела я опять беру в свои руки. Позволь мне поступать по своему усмотрению. Меня тяготят эти деньги. Значит, мы встречаемся?..
— В родном закутке в половине седьмого, в семь.
— А Эрмина?
— На нее особенно не рассчитывай… Эрмина! — крикнула Коломба во весь голос. — Ты обедаешь с нами?
Никакого ответа не последовало, но через несколько секунд, хлопнув дверью, вошла Эрмина. Она была одета кое-как. Ее развязавшийся пояс с шелковой бахромой волочился по полу, одно плечо было обнажено, с него сползли кружева, а на лице были видны следы макияжа, который она не закончила. Алиса, следуя почти ритуальному хладнокровию Коломбы, молча ждала. Свирепое выражение лица Эрмины смягчилось, и она прислонилась к дверному косяку.
— Ты только что дралась с кем-нибудь? — спросила, не повышая голоса, Коломба.
— Почти, — ответила Эрмина.
— Можно узнать подробности или нельзя?
— Нельзя.
Она завязала пояс и прикрыла обнаженное плечо.
— Ладно, — сказала Коломба, — Алиса интересуется, будешь ли ты с нами обедать.
— А, обедать… Да, конечно.
Со слегка запоздалой вежливостью она добавила: «С удовольствием» и, машинально улыбнувшись, обнажила большие, красивые, как у них у всех в роду, зубы и бледные десны. Потом, бросив на Алису взгляд ребенка, которому чем-то угрожали, она вышла.
— Ну как, — сказала Коломба. — Ты видела? О господи, мое метро, я опаздываю…
— Но, Коломба… Что же, мы так ее и оставим? И не попытаемся что-нибудь выяснить… уладить… Я ее не узнаю больше, нашу малышку.
Склонив голову и прищурив один глаз, чтобы в него не попадая дым сигареты, Коломба пожала плечами.
— Можешь попробовать. Я же от этого отказываюсь. Мне все это надоело. Эти истории с мосье Уикендом, телефоном, разводом и даже с анонимными письмами… О ля, ля!
Она встряхнула своими сильными с пятнами никотина пальцами, искусно играющими на пианино и на струнных инструментах.
— Анонимные письма? — живо переспросила Алиса. — На чье имя?
— Вполне может быть, что и Эрмина получала такие же, — нерешительно сказала Коломба. — Однажды ее уже вызывали…
— Вызывали? Куда? Кто? Когда?
— Кажется, это называется следователь по гражданским делам. Куда ходят жаловаться по поводу всяких семейных скандалов и… ну, как тебе сказать… По поводу шантажа…
— Но ведь это не Эрмина жаловалась? Говори же, из тебя все надо вытягивать.
— Кажется, в январе.
— Ее, значит, подозревали, — сказала Алиса, помолчав немного. — Но в чем?
— Я не знаю, — искренне призналась Коломба. — То, что я знаю и что тебе говорю, это пришло потом, из отдельных слов, из ее телефонных разговоров, из моих досужих размышлений. Ты же видишь, что к ней не подступишься… О ля, ля! Скорее в метро, меня ждут два ученика…
Алиса ушла, не попрощавшись с младшей сестрой, которую не свойственная ей стыдливость удерживала в спальне. Из-за закрытой двери она кричала. «Сюда нельзя, я голая и вся в татуировке! Да, милочка, до вечера! Сначала ужин, а потом в кино! Да, конечно, милочка!»
Алиса потеряла терпение и ушла, одетая во все черное, с траурной вуалью до половины лица.