Заледенел дом

не жалея никого, потому что уже некого жалеть

Она больше не пыталась удержаться на плаву - нет, боги, она была бы счастлива потерять сознание, чтобы не видеть, как он приближается, как стоит над ней, как опускается на колени.

Они ждут не страха и не ярости, они ждут - похвалы

И безразлично, что где-то на задворках разума ждёт сумерек Элена - то, что должно было вот-вот произойти, было страшнее, важнее, больше, чем все ведьмы мира, вместе взятые.

Они будут голодны всегда

Маг убрал волосы с её лица - Иефа дёрнулась, как будто он коснулся её раскалённым железом - и сказал что-то. Губы шевелились, произнося слова, но у слов не было смысла, потому что это были последние слова в её жизни, слова, не способные что-либо изменить. Зулин помолчал с минуту, видимо, ждал ответа, но не дождался, вздохнул. Потёр ладони.

Они шагают по выжженной земле

"Не надо!" - хотела крикнуть Иефа, но не смогла.

Маг положил левую ладонь ей на лоб, правую - на солнечное сплетение и закрыл глаза.

Дремлешь, похожий на памятник, непостижимый сырой земле...

Вот и всё.

А ведь ты была кем-то.

А ведь ты собиралась стать кем-то. И кто-то ждал тебя, а теперь ничего не будет.

Заледенел дом, дым - кубиками... в полутон лоб, стопкой лицо...

За окном - мир с кулаками, яркий яд простецов.

Игольное ушко. Ты игольное ушко. Ты ключ.

Она плясала перед дверью и умерла! Может быть в этот раз получится...

Зулин плёл формулу.

Может быть в этот раз получится...

Плёл формулу заклинания

... умереть не так страшно.

Мир менялся, кто-то чужой и равнодушный белой кистью закрашивал ночное небо, смутные контуры леса, жёлтую звёздочку костра. Иефа закричала, но белая кисть стёрла её крик вместе с синим осенним воздухом. Руки мага вспыхнули молочным светом, и полуэльфка ослепла на несколько секунд, а когда снова смогла видеть, видеть было больше нечего - всё исчезло, растворилось в белом мареве, не было больше холодной земли, не было впившихся в тело верёвок, и не за что было зацепиться, не на что опереться, чтобы утвердить безвольно болтающееся в пространстве тело.

- Стив! - крикнула Иефа. - Норах! Кто-нибудь!

Её зов сгинул в тумане, едва сорвавшись с губ. Иефа шарила взглядом по сторонам, но не находила ориентиров.

Заледенел дом...

Я хоронила котёнка, папа.

Там всё началось.

Заледенел дом, занемел, занавесился...

Иефа не сразу почувствовала, что возвращается боль. Просто из солнечного сплетения потянулась белая нить, которая становилась всё объёмнее и ярче, а потом начала жечь, невыносимо жечь, и полуэльфка поняла, что пришпилена к пространству раскалённой до бела спицей, один конец которой торчит из её тела, а другой теряется в молочном мареве, и эта спица обугливает нутро, и нельзя думать ни о чем, кроме белого огня где-то под сердцем. И это невозможно было терпеть, с этим невозможно было смириться.

- Элена! Элена, помоги!

Ответа не было. В этом пространстве Иефа была абсолютно одна - если не считать того, кто держал её, нанизанную на спицу, как насекомое на булавке.

- Кто-нибудь... - из последних сил прошептала полуэльфка и повела правой рукой, разгоняя туман, и тогда из марева, будто молния ударила, возникла вторая спица и пронзила её ладонь.

- Заледенел дом... - словно заклинание, пробормотала Иефа и перекатила голову с одного плеча на другое, шалея от боли. - Заледенел дом, занемел... Кто-нибудь! Пожалуйста...

Третья спица прошила левое плечо, распластав рубец от эльфской стрелы.

- Занемел, занавесился... Скоро небо перебесится - будет апрель... Так... Так устанет куролесить... за каждой дверью...

Туман заволновался, заклубился, пополз в стороны, словно кому-то дорогу давал.

- За каждой дверью, каждой лестницей... - шептала Иефа, цепляясь за слова, как за скалу в бурном болевом потоке. - Мир - звук...

В белом мареве начали угадываться темные очертания фигуры. Кто-то стоял там, наблюдая за ней и готовясь...

- ...мир - зверь...

Ещё одна спица, на этот раз в правый бок, кажется, в печень. Почему я не умираю? Я ведь должна была - давно должна была... Почему я не умираю?

- Заледенел дом...

Контуры чётче, ещё больше боли, предела нет, потому что жизни уже тоже нет, и, наверное, это само естество твоё корчится, пришпиленное к белой подушке, пронзенное спицами в четырёх местах. Нет, уже в пяти.

- Эй... помогите... кто-нибудь...

Он - чёрный, непонятный, не различить лица - легко шевельнул рукой, и новая спица выметнулась из пространства, вонзилась в тело.

- Зулин! Зулин, помоги! Зулин! Пожалуйста!

Он приблизился на несколько шагов, остановился. Иефа смотрела - и не узнавала.

- Зулин...

- Зуул-лин... Зло должно быть наказано, - произнёс он чужим бесцветным голосом.

- Зулин, не надо, пожалуйста... Не надо! Это же я...

- Зуул-лин.

- Помоги мне, пожалуйста... пожалуйста! Зачем ты это делаешь? За что...

- Зуул-лин... Ты - зло. Зло должно быть наказано.

- Ты хотел мне помочь, помнишь? Ты хотел меня вылечить... Но ты меня убиваешь, Зулин! Пожалуйста, очнись!