Заледеневший

Когда все стихло, Жиётт встал на ноги и пошел обратно в ангар. Мерритт, как он понял по ее стонам, была еще жива, но, посмотрев на ее лицо, он понял, что жить ей оставалось недолго, и это его вполне устраивало. Геррин назначил ее, а не его руководителем «Триажа» на полюсе, и это постоянно терзало Реми. Ее высокомерные начальственные замашки и даже ее внешность всегда вызывали у Реми отвращение и ненависть. При взгляде на ее жирное, красное, покрытое морщинами лицо у него постоянно возникали ассоциации с гнилым яблоком. Мертвая она доставит ему значительно меньше забот и хлопот.

Смотреть на нее сейчас было еще менее приятно, чем всегда, поэтому Жиётт вышел из ангара, сел на снегоход и стал обдумывать только что возникшую ситуацию. Было шесть часов вечера с минутами. Система спутниковой связи на станции включалась через каждые двенадцать часов, примерно в шесть утра и шесть вечера. Он предположил, что инженеры-электронщики уже устранили созданные им неисправности в системе связи. Он не мог себе позволить рассчитывать иначе.

Грейтер не знает, что он, Жиётт, убил Дьюрант. О «Триаже» у него тоже нет полной информации, поскольку сама Лиленд узнала обо всем только после того, как пришла в ангар. Ее, казалось, поразила лицемерная речь Мерритт. Но Лиленд, должно быть, рассказала Грейтеру о враче и Блейне, а они не из тех, кто способен выжить в тюрьме. Они расскажут все, лишь бы уберечь свои задницы.

Даже если они еще не сдали Жиётта, он понимал, что Грейтер уже мог видеть те самые видеофайлы. Ведь если Лиленд не опознала его до того момента, пока он не дыхнул на нее абсентом, то, значит, она не узнала его по видеозаписям. Угол, под которым была направлена камера, слабая освещенность или то и другое поспособствовали этому. Но Грейтер знал всех живущих на полюсе куда лучше, чем Лиленд, а следовательно, мог узнать в Жиётте убийцу Дьюрант. Если это действительно так — а у Жиётта не было в этом ни малейших сомнений, — начальник станции поднимет по тревоге службу безопасности и бросится на его поиски. Да еще и свяжется с «Мак-Мёрдо» сразу, как только будет восстановлена связь.

Жиётт знал, что в соответствии с законодательством Соединенных Штатов за умышленное убийство государственного служащего США на территории государственного учреждения США положена смертная казнь. Хотя уголовные преступления, совершенные на Южном полюсе, были в юрисдикции Новой Зеландии, американцы всегда настаивали на том, чтобы судить и наказывать убийц в соответствии с законодательством Штатов. Лучшее, на что он мог рассчитывать, — это провести оставшуюся часть жизни в заключении, но, вероятнее всего, ему светила смертоносная инъекция в предплечье. Нет, он лучше примет смерть из собственных рук, чем подчинится судьбе. Но о том, что все дело может кончиться так, Жиётт никогда не думал.

Он снова сдвинул варежку, чтобы посмотреть на часы. Шесть часов девятнадцать минут. Времени должно хватить. Но надо торопиться.

59

Призывы о помощи были бы пустой тратой сил. Халли с трудом сделала шаг левой ногой вперед, после чего костюм окончательно закаменел. Обе ее руки также застыли: левая немного подалась вперед, правая оставалась чуть позади корпуса. Она стояла, словно ледяная статуя пешехода в движении. Сама Халли была живой и подвижной, но, находясь внутри костюма, лишившего ее способности совершать какие-либо движения, она практически окаменела.

Девушка пыталась шевелить плечами, двигая ими во всех направлениях, имитируя круговые движения разминающихся штангистов; пыталась другими способами вернуть способность двигаться. Внутри костюма ей удавалось обрести некоторую подвижность: она могла перемещать тело и конечности примерно на полдюйма, но сил на то, чтобы разорвать толстый многослойный неопрен, у нее не хватало. Халли пыталась сгибать ноги, пыталась согнуть тело в талии, повернуться. Ничего не получалось.

Она подумала, насколько смешно и нелепо было бы замерзнуть здесь, в капкане, в который превратился костюм, являвшийся одним из основных элементов системы жизнеобеспечения дайвера. А мысль о том, что Жиётт пребывает на свободе и находится где-то рядом, была еще хуже. Куда он мог направиться, было совершенно неясно.

Внезапно Халли почувствовала, что внутри у нее закипает злость, мышцы напряглись, стараясь вырваться из проклятых неопреновых тисков. Она словно стремилась бежать, будучи вмороженной в глыбу льда, и, конечно же, из этого ничего не получилось, если не считать едва заметных шевелений тела из стороны в сторону. Она пыталась делать это снова и снова, но костюм не собирался ни ломаться, ни сгибаться.