Отошла на пару шагов, чтобы оценить габариты шкафа. Вроде бы не очень крупный, можно попытаться его сдвинуть. Главное, не надорваться. Плюнув на ладони и хлопнув для храбрости легонько несколько раз, всем весом навалилась на книжные полки, намереваясь сдвинуть те в сторону.
Туго. Очень туго. Туфли заскользили по камню и, вперившись в ковер, беспощадно задрали, обнажив залегшую многолетнюю пыль. Видать, убирают тут не к месту, а как придется, наводя внешний лоск.
Я была почти готова сдаться, когда шкаф наконец заскрипел и на несколько сантиметров сдвинулся. Ура! Остановилась, чтобы перевести дыхание. А затем снова навалилась. И еще раз. И еще.
Когда показался кусочек темной пустоты в стене, чуть не завопила от радости: тайник все же есть! Дело пошло быстрее. Когда отверстие позволило просунуть в себя руку и что-нибудь вытащить (после каждого сдвига я просовывала то пальчик, то два, отмеряя сколько еще не хватает на целую кисть, чтобы зря силы на сдвиг мебели не тратить), бросила неженское занятие и принялась за тайник.
– Неужели любовные письма? – не поверила своим глазам, явив на свет бережно перемотанные шелковой лентой посеревшие конверты. - Слишком просто, быть не может! Но и для великих тайн тоже не самое лучшее место.
Присев на кровать, развязала явно женскую деталь туалета, мужчина уж точно не мог носить нежно-розовую ленточку, подвязывая волосы, пусть даже парик. Пара десятков писем, как стайка птиц, тут же разлетелась по комнате, словно им не терпелось поскорее оказаться на свободе. Ну и дела!
Собрав кучку воедино, сосчитала: двадцать четыре! Двадцать четыре явно личных письма и явно от женщин. Причем, явно не тайно доставленные: на каждом был нацарапан адрес женским почерком мелко выверенными одинаковой высоты и строго правого наклона буквами. Имена мне ни о чем не сказали. Скорее всего, либо псевдонимы, либо особы не боялись быть уличенными в любовной связи.
Ради интереса все же распечатала, не надеясь на особую информативность послания. Чистой воды интереса ради подержать настоящее любовное письмо четырехсотлетней давности и выдержки. Однако внутри почерк совсем не совпадал с тем, что был на конверте. Ух-ты, ух-ты! Некто А.К. и Ж.Д. подписывались поочередно в каждом.
Съедаемая изнутри любопытством радовалась, что в данное время левой пяткой, но принадлежу к семье Шеррера, а значит могу узнать, о чем в каждом тайном послании идет речь. Браслеты вновь засветились. Сдается, даже если бы кто-то иной и обнаружил письма, то сработала какая-нибудь система защиты: либо вновь пустые листы, либо они бы рассыпались, а может сгорели заживо, кто его знает. Проверить возможности нет.
Распечатав все послания, поделила на две равные кучки: от А.К. и от Ж.Д. Начать решила по алфавиту, с А.К.
Изучив пару тройку любовных опусов (дама явно была влюблена до потери памяти в этого мужчину, кому адресовала свои стенания мартовского кота, иначе их было не назвать), пришла к выводу, что отправительница была не просто рядовой любовницей, сама же указывала, что понимает насколько она «единственная», ни разу при этом не упомянув имя адресата, а метила в фаворитки. По крайней мере, ей надоело скрывать от наивной жены своего любовника собственное существование. А дама не так проста, как кажется!
«Неужели тот факт, что я ношу под сердцем твоего наследника, а это вне всякого сомнения мальчик, можешь поверить, не является причиной вывести меня из тени? Тем более в такое время, когда Инквизиция не пощадит даже беременную женщину, если сочтет ее причастной к колдовству. А ты очень хорошо знаешь, любимый, степень этой причастности… И что они могут с ней сделать».
Ничего себе шантаж!T! Более того, эта А.К. не скрывает, что является владелицей сильной искры. Иначе, с чего ей не бояться делать столь громкие заявления?
Время летело, а я все не могла оторваться от изучения чужой переписки.
Но более ничего интересного в посланиях А.К. не было. Лишь то, что с каждым месяцем женщине становилось все хуже, она не могла покинуть пределы собственного дома, не могла даже выйти из комнаты. Она вынужденно отгородилась от мира, поскольку не хотела быть высмеянной шлюхой. Надежда на покровительство отца ребенка с каждым письмом и словом таяла. А в своем последнем послании А.К. сообщила, что срок родов был близок и сердце ее разрывалось от тоски и печали. От горькой боли и обиды. И одиночества.
Глубоко вздохнула, отложив последнее письмо. С одной стороны, А.К. виновата сама, поставив себя в такое положение. С другой, родственник Шера, кем бы он ему ни приходился, редкостная сволочь! Вот она, порода Даргомасов, сочится сквозь века! Почитать бы его ответы на душещипательные опусы отверженной и обрюхаченной женщины!