Залежь

Анатолий на ходу поправил галстук, вытер платком лицо и лоб, слегка поклонился пожилой секретарше, извиняясь и здороваясь одновременно, тихонько приоткрыл дерматиновую дверь кабинета председателя исполкома и, почти не замеченный никем из собравшихся на заседание, опустился на крайний стул. Не обратили на вошедшего особого внимания еще и потому, что только что закончилось обсуждение чего-то важного, само собой наступил маленький перерыв, все переговаривались, некоторые доспаривали шепотом. Белопашинцев не знал никого, его никто.

— Прошу внимания, товарищи, — поднялся председатель. — Следующим вопросом повестки дня у нас — присвоение наименований новым улицам, поселкам, учреждениям, организациям. В алфавитном порядке первым идет «Антей». Представлены ходатайство и протокол собрания…

— Митинга, — несмело поправил Анатолий.

— Да, да, митинга, верно. У членов исполкома возникли некоторые возражения по этому поводу, и мы приглашали сюда директора данного совхоза, чтобы заслушать мотивировку выбранного наименования и согласиться или не согласиться потом с товарищами целинниками, но директора почему-то нет. Не явился.

— Здесь я, — встал Анатолий.

Сколько глаз — столько взглядов. Одобрительных, недоумевающих, снисходительных, насмешливых, просто любопытных.

— Товарищ Белопашинцев. Объясните нам, если можете, почему вы назвали так совхоз? Почему вы решили, что «Антей» самое подходящее, что ли.

— Не я решил — коллектив.

— Хорошо, пусть коллектив.

Анатолий достал платок, выигрывая время, выбрал уголок посуше, промокнул им под дужками очков, скомкал, спрятал в кулак и убрал руку за спину.

— Значит, так. Незадолго до высадки рассказал ребятам наш агроном… Евлантий Антонович. Может, кто знает, он когда-то работал в этих краях.

— Кто? Евлантий Антонович или Антей?

— Евлантий Антонович, — улыбнулся Белопашинцев. — Рассказал миф об античном герое Антее, который был сыном богини земли Геи и бога…

— Послушайте! Товарищ! Простите, что перебила, но зачем вам понадобилось называть именем Антея наш советский совхоз?

— Можно продолжать? Спасибо. Во-первых, ваш «советский совхоз» говорит о том, что мы, сложносокращая слова, упрощаем их значение и смысл. А то и вовсе забиваем, как вы, например. А значение и смысл нашего Антея в том, что он сын земли, — богиню отбросим, потому что Гея и есть по-гречески земля, — и никто не мог победить его, так как мать-земля придавала ему все новые и новые силы. Я прошу извинить меня, что не по тексту рассказываю… Волнуюсь. Но смысл тот же.

— Минуточку! А вот вы сказали: по-гречески. Опять же по-гречески, не по-русски.

— Да хватит вам, Матрена Васильевна, — начали переходить на сторону Белопашинцева.

— Нет, нет, я отвечу и на это. Скажите: Спартак — русский? А сколько его именем названо улиц, предприятий, спортивных обществ. Это символ. А символ многонационален. Да возьмите наших северных соседей — Челябинскую область. Там есть деревни с названием столиц и городов европейских государств: Варна, Лейпциг, Фершампенуаз, Варшава, Париж и даже Берлин. И в этих названиях наша, русская история. И я прошу исполком утвердить «Антей».

Анатолий оглянулся, чтобы не сесть мимо стула, и не видел, кто сказал: «Ай да молодец парнишка». И пока председатель подсчитывал голоса, шепнул соседу:

— Кто это сказал?

— Секретарь райкома. Грахов.

— Первый, — вспомнил он табличку на дверях кабинета «Грахов М. П.».

Сосед покачал головой, ага-ага, дескать, и даже привстал с поднятой рукой:

— Я еще «за»!

— Вижу, вижу. Я вас сосчитал уже. Ну что ж, товарищи. Будем считать, что земля родила еще одного Антея — казахстанского. Поздравляю вас, Белопашинцев. Можете идти, если торопитесь.

Не страну Ханаанскую отправились искать Краевы, где якобы круглый год лето, никто не работает, спят в шалашах и кушают яблоки. Это уж шустрая старушка Устиновна от себя добавила. Единственно, что совпадало с Библией в «Антее» — шалаши или палатки. И то наполовину, потому что в них почти не спали, утверждая «Антея».

Шла техника, шли плуги, бороны, сеялки, инструмент, оборудование, материалы, инвентарь, щитовые дома, шла жизнь. Скидывали доски с лесовозов, и доски, шлепаясь плашмя, стреляли как пушки. Кирпича навалили — будто небоскреб рухнул от землетрясения. И рухнул бы, неделю не простоял, такое движение, столько работало всего. Столько колес крутилось, гусениц лязгало, железа ворочалось, столько моторов кряхтело, столько сил лошадиных тянуло, везло и толкало, столько сердец колотилось людских. И все это измерялось единой силой — силой разума. Меряли, копали, несли, пилили, тесали, укладывали. Глянуть с большой высоты — муравьи, которые покинули старый, обжитый муравейник и спешат теперь до грозы, до непогоды соорудить свой, новый, лучше.