– Каким?! – В одночасье изменился Шиков, маска холодности спала окончательно, гнев исказил лицо. – Каким я должен был стать и как должен относиться к твоему ублюдочному отцу, который сделал все, чтобы разрушить мою только начавшуюся жизнь? Вспомни, что он делал!
– Я…
– Вспомни! – заорал он, а его слова эхом разнеслись по кабинету, ударились о белые стены с плакатами и вернулись обратно, погружая меня в прошлое.
Да, отец был с ним жесток. Чрезмерно, неоправданно жесток.
Моя первая любовь. Большая, настоящая, единственная.
Мы с Залимом оказались студентами одного и того же экономического факультета и чувства наши оказались взаимными. Стоило нашим взглядам единожды пересечься, как и он, и я поняли – это оно. То самое чувство, о котором слагают книги, песни, легенды, которое проносят сквозь жизнь, которое ищут, к которому стремятся, за которое умирают. Любовь. Прекрасная, юная любовь. Которой не суждено было вырасти в крепкую семью.
Мой отец, на тот момент еще не бывший военный, всю жизнь воспитывавший единственную дочь в одиночестве и тяготах и слышать не захотел о том, чтобы она связала свою жизнь с приезжим кавказцем, который на тот момент не имел ровным счетом ничего. Не представлял из себя ровным счетом ничего.
Но Залим стал упорствовать. Нас действительно связали настоящие чувства, поэтому ни он, ни я не пожелали так просто отступаться друг от друга. И плевать, что мой отец был против. Переубедим, думали мы…
Вот только в действительно мы, конечно, никого не переубедили. Отец, понявший, что Шиков парень упрямый, подергал за ниточки и сделал так, чтобы его отчислили из университета. Выгнали с общежития. Попросили с подработки. В одночасье он остался ни с чем в большом и чужом городе. Но и это стало не самым страшным. Настоящим ударом, наверное, для нас обоих, стал аборт, который отец заставил меня сделать. Наш первенец. Так и не родившийся ребенок.
Залим сдался, когда узнал, на какой поступок меня вынудил родитель. Он опустил руки, ушел от меня. Раз и навсегда. А я не стала, просто не смогла держать.
И с тех пор утекло много воды, прошли годы, жизнь развела нас в разные стороны, у каждого она была своя. И лишь совсем недавно я узнала, кем он стал. Чем он стал. Потрясающий врач, прекрасный мужчина, человек с большой буквы и большим сердцем. Для всех. Кроме меня и моего отца.
Он так и не простил моего мелкого поступка, моей слабости перед отцом. Не просил отца. Жестокого и бессердечного. Разлучившего нас по своей прихоти, считая, что ему виднее, что он повидал жизнь и знает все лучше всех остальных.
И я не могла бы его винить, если бы речь не шла о жизни моего пусть и строго, пусть и несправедливого, но родителя. Единственного близкого человека на всей Земле.
– Я все понимаю, Залим, но сейчас речь идет о его жизни… он уже не тот, каким ты его запомнил. Это старый и больной человек, который отчаянно борется за право встретить следующий день. Я не верю, что ты стал таким черствым и жестокосердечным. Только не ты. – Я не верю, что ты теперь такой…
– А ты поверь, – прошипел Шиков, делая шаг мне навстречу. – И, так уж и быть, хорошо, я пойду тебе навстречу. Но при одном маленьком условии, – издевательски протянул он, давая понять, что ничем хорошим это не закончится. – Пускай сам меня попросит об этом.
– Что?
– Ты слышала.
– Ты же знаешь, что отец гордый, он никогда…
– Тогда пускай подыхает, – зло выдохнул Залим. – Либо пусть умоляет, и тогда я подумаю, либо пускай умирает в муках. Меня устроят оба варианта.
Я вернулась домой поздно и была встречена недовольным взглядом умных серых глаз и тоскливым скулежом. После болезни отца, когда он вынужденно оказался в больнице на долгие месяцы, мне пришлось переехать в родную квартиру, в которой когда-то прошло мое детство.
У папы была собака – верная овчарка, кот-шотландец, недовольный кот-шотландец и цветы. Все требовали ухода, внимания и регулярного питания. Чем перевозить их к себе, проще было переехать самой.
В детстве я часто спрашивала, зачем в доме столько живности, а родитель всегда отвечал, что животные, в отличие от людей, не придают, и намного более верные друзья, спутники по жизни. А цветы, в отличие от все тех же людей, не приносят миру вреда, а даруют только пользу. Спустя годы я поняла его разочарование в людском роде.
Сегодня я снова в нем разочаровалась. Да так, что теперь предстояло еще долго отходить.
Нет, я понимала Залима. Понимала его злость. На меня. На папу. На прошлое. На то, что мы делали. На ошибки, которые было невозможно исправить. Но жизнь человека… она ведь была дороже? Можно было продолжать ненавидеть папу и дальше. Можно было проклинать. Можно было даже мстить, строить козни. Но ведь не лишать жизни… Это было слишком, потому что было необратимым. Единственное, что не переиграть. Не изменить.