Залив Гавана

Он пошел в ванную, чтобы умыться. Стены были покрыты кафелем, зеркало настенного шкафчика было наполовину серебристым, наполовину черным. Внутри шкафчика обнаружилась пара патентованных лекарств от всех болезней, эликсиры для волос и большое количество амилнитрата и амфетамина. Вытирая руки, он заметил, что занавеска душа была задернута. Люди с маленькими ванными комнатами обычно держали шторки открытыми. Это создавало иллюзию более просторного помещения, а может быть, из-за воспоминаний о детских страхах от того, что могло скрываться за ними. Аркадию была знакома такая тревога, поэтому он распахнул занавеску.

В ванне, заполненной водой сантиметров на десять, плавали четыре черно-белые фотографии. Это не были снимки сексуальных игрищ или зарубежных поездок. На фотографиях были мертвый итальянец и Хеди. Кровь казалась черной, ковер и простыни были мокрыми и помятыми. Итальянец был практически изрублен на куски. Раны были явно нанесены мачете. Мужчину Аркадий не знал, но он узнал Хеди, несмотря на то, что ее голова едва держалась на плечах. Сначала Аркадий подумал, что Мостовой получил доступ к фотографиям, сделанным полицией, но, присмотревшись, понял, что снимки были только что отпечатаны. Кроме того, на них не было обычных маркеров, которые полиция оставляет на вещественных доказательствах. Не было видно носков ботинок детективов, когда они пытаются избежать попадания в кадр. Тени на снимках были очень глубокими, там явно не было других источников освещения. Фотограф работал один в темной комнате ночью до того, как прибыла Офелия, и ему потребовалось изрядное мастерство для правильной фокусировки. Либо ему удалось сделать только четыре кадра, либо он отпечатал только четыре из всей пленки. На одном снимке итальянец, еще живой, пытается ползти к двери. Но больше всего внимания было уделено фотографиям Хеди. Снимок снизу, между ног девушки с видом на полуотрубленную голову. На другом — ее голова между поникшими грудями. На третьем просто лицо Хеди, удивление еще живо в ее глазах. Человек с камерой был не в силах противостоять искушению запечатлеть момент: он запустил руку в ее кудри, чтобы подправить позу.

27

К восьми часам в бухте Хемингуэя слышался обычный гул, как это бывает в маленькой деревушке по вечерам. Более юные члены судовых экипажей со светлыми волнистыми волосами либо праздно шатались по рынку, либо изображали бурную деятельность, поднося пакеты со льдом из бункера. С дальнего конца пристани усилители доносили ритмичный пульс дискотеки. Отблеск огней и звуки вечернего оживления отражались в воде канала. Серп луны с трудом пробивался сквозь электрические огни пристани. Аркадий не видел Офелию, но знал, что обычно она строго держит данное ею слово.

«Барон Алабамы» уже ушел. Его место занял новенький катер, еще пахнущий пластиком. В его каюте уютно устроилась jinetera, она смешивала ром с колой. Впереди на палубе «Гавилана» Джордж Вашингтон Уоллс и Джон О’Брайен пили пиво — смутьян и финансист на отдыхе. Новый провод шел от распределительного щитка в воду и на борт яхты.

— Вы все-таки пришли, — сказал Уоллс.

— И очень вовремя, — добавил О’Брайен. — Отлично. И, как я вижу, снова в кашемировом пальто. Присоединяйтесь к нам.

— Мне нужно успеть на самолет. Вы обещали рассказать о Приблуде.

— Успеть на самолет? — переспросил О’Брайен. — Печально. Значит, вы отклоняете наше предложение стать частью проекта. Я всегда думал, что умею убеждать людей. Совершенно очевидно, с вами этот фокус не удался.

— Человек-разочарование, — сказал Уоллс. — Так назвала его Исабель.

— Аркадий, я надеялся убедить вас, потому что искренне думал, что это для вашего же блага. Я стремился к сотрудничеству с вами. Пойдемте же выпьем. Попрощаемся по-ирландски. Ваш самолет вылетает в полночь?

— Да.

— У вас уйма времени, — сказал Уоллс.

Аркадий вышел из освещенного круга, спустился на борт яхты и уселся на палубную подушку. Тут же в его руке оказалась банка холодного пива. Ночью яхта казалась еще приземистее. Полированное красное дерево было темным, как вода.

— Вы везете домой тело вашего друга Приблуды? — спросил О’Брайен. — Это означает, что вы признаете результаты опознания?

— Нет.

— Вам это больше не нужно, вы уже все знаете.

— Пожалуй, да.

— Это должно вас утешить. Вы окончательно решили уехать? Все, что мы можем сделать для вас, — О’Брайен похлопал Аркадия по колену, — это предложить вам обратный билет. Проведите недельку в Москве, в этом ужасном ледяном шкафу, который вы называете домом и, если измените свое решение, возвращайтесь. Вас это устраивает?

— Более чем, но я уже решил.

— Почему? — спросил Уоллс.

— Полагаю, потому что он получил то, зачем приезжал. Ведь так, Аркадий? — сказал О’Брайен.

— В целом, да.

— За целеустремленного человека, — О’Брайен поднял банку пива. — За человека в пальто.