Залив Гавана

Офелия молилась. Целый арсенал ду́хов и святых мог бы прийти ей на помощь, если бы они только знали. Сладкая Хемайя, спасавшая тонущих мужчин. Кроткая святая Барбара, мгновенно превратившаяся в Чанго в ореоле из молний… Покровительницей Офелии всегда была Ошун. Не то чтобы Ошун особенно помогала в прошлом, когда она расставалась с мужьями… Ведь, скорее, боги выбирают вас, чем вы их. Ошун была самым бесполезным богом — богом любви. Иногда Офелия представляла себя маленьким темным валуном в стремнине бесполезных чувств. А сейчас больше всего ей был нужен острый нож. Если она не выберется из багажника в самое ближайшее время, то задохнется. Блас будет выковыривать из ее горла волокна конопли, демонстрируя свое умение новым обожателям. Представить себя обнаженной на стальном столе для аутопсии было и без того достаточно страшно. Она уже видела тела, пролежавшие пару дней в теплом багажнике автомобиля. Воспоминание стало тем стимулом, который заставил ее, не обращая внимания на ссадины и порезы, перетирать веревку кончиком болта.

Она старалась думать о музыке, ритм которой поможет ей действовать энергичнее. Но в голове вертелась только колыбельная Мерседитас: «Спи, моя маленькая черная малышка. Если ты уснешь, я принесу тебе новую колыбель, а для твоей новой колыбели я принесу новый колокольчик. Ты моя любимая, моя жемчужина, моя крошка, не надо плакать», — странно, что голос, который слышала Офелия, был голосом ее матери.

Плывущий по потолочной лепнине над его кроватью отсвет напомнил Аркадию белую соломенную шляпу Руфо, с позолоченными инициалами на внутренней ленте. Тогда для Аркадия это ничего не значило, потому что он не связывал его с AzuPanama. Теперь нужно было вспомнить, что же еще он видел в комнате Руфо, чему не придал значения. Тот факт, что ни Луна, ни Осорио еще не приходили за ключом, означал, что они еще не проверили тот ключ, который отдал Аркадий.

Может быть, Луна ждал? Может быть, Луна собирается прийти? И то и другое одинаково вероятно. Аркадий надел пальто — свою защитную тень, вынул скудные доказательства из конверта, положил в карман и вышел на улицу. Он прошел квартал, прежде чем остановить машину. Аркадий не знал адреса Руфо, но помнил выцветшие слова на стене соседнего дома и попросил отвезти его в тренажерный зал «Атарес».

Боксеры. Рядом с квартирой Руфо на открытом ринге спортивного клуба «Атарес» кипела жизнь. За толпой, проталкивающейся в узкие ворота, Аркадий увидел ринг, освещенный светильниками. Зрители скандировали, свистели, трезвонили в колокольчики. Над ними клубились волны дыма и тучи насекомых. Был перерыв между раундами. В противоположных углах два темнокожих боксера с блестящими от пота телами сидели на табуретах. Их тренеры глубокомысленно совещались, как великие ученые умы. Когда раздался удар гонга и все головы повернулись к центру ринга, Аркадий отпер дверь в квартиру Руфо и проскользнул внутрь.

Со времени его визита здесь произошли некоторые изменения. Кровать, стол и раковина были на месте. Панама Руфо по-прежнему висела на крюке, фотографии команды боксеров все еще украшали стены. Возле дивана оставался список телефонных номеров — очень любопытно, учитывая, что у этого человека не было телефона. Телевизор и видеомагнитофон, коробки с кроссовками и сигарами были на месте, исчез только мини-бар.

В поисках других сувениров из Панамы, Аркадий еще раз просмотрел содержимое шкафа и комода, коробок с обувью и сигарами. Он обнаружил упаковку Рогаина из панамской аптеки и картонную подставку из клуба Панама-Сити, но больше ничего существенного.

Аркадий подумал, что человек, запечатлевший на пленку посещение Эйфелевой башни, мог заснять и поездку в Панаму. Он включил телевизор, вставил кассету в плеер и сразу же уменьшил звук. На экране два боксера молотили друг друга на ринге под крики на испанском. Над рингом развевались национальные флаги. Цвета на пленке были тусклыми, изображение расплывчатым, движения замедленными — качество старого восточно-немецкого кино, но он смог узнать молодого, гибкого Руфо, колотившего противника. Минуту спустя рефери поднял его руку в перчатке. В следующем бою на пленке дрался Монго. Тут Аркадию пришло в голову, что боксеры похожи на барабанщиков — каждый пытается установить свой ритм ударов: я барабанщик, ты барабан. Здесь было еще с десяток пленок с записью других международных турниров.