Залив Терпения (Повести)

Демьяныч был одним из первых южно-сахалинских поселенцев, прибрежные воды знал чуть ли не наизусть и рыбу ловил умело. В то время, когда Василий работал у него, это был крепкий властный старик, легко справлявшийся с разношерстной толпой «бичей», отпускников, проштрафившихся и прочего случайного народа, из которых в основном и состояли бригады. Прибрежным ловом в колхозе занимались всего несколько месяцев в году, когда горбуша и кета шли на нерест, да зимой иногда ловили навагу, — потому-то и не было в бригадах постоянного состава.

А сейчас Василий едва узнал Демьяныча — будто не три года прошло, а все тридцать. Шаркал старыми рыбацкими броднями по мокрому деревянному тротуару грузный старик с большим обвисшим животом, и лицо его, очень старое, дряблое, с маленькими светлыми глазами, равнодушно опущенными в землю, выражало бесконечную усталость и тихую покорность перед всем, что предстояло в недалеком будущем, — потому что более или менее далекого будущего у него наверняка не было. Однако друг друга узнали сразу, оба обрадовались и, с минуту поговорив на улице, отправились к Василию в общежитие.

Демьяныч жил в Восточном — небольшом поселке километрах в ста пятидесяти на север, — сюда приехал за винтом для «мотодоры» и шкипером для нее же. Винт обещали дать завтра, шкипера — прислать через несколько дней, оставалось только ждать. Василий коротко рассказал ему о себе, о неудачном плавании, и Демьяныч тут же предложил:

— Слухай сюда, Васыль. Давай ко мне в бригаду, а?

— К тебе? — задумался Василий.

— А чего? — сразу оживился Демьяныч. — Бог знает, сколько еще просидишь здесь, а мы месяца через полтора все равно снимемся, как горбуша пройдет, сразу же и уйдешь, куда захочешь… Большого заработка не обещаю, сам знаешь, что год не лососевый, но сот пять-шесть будет.

— Надо подумать, — сказал Василий.

— А чего думать?

Очень уж хотелось Демьянычу, чтобы Василий согласился. Василий знал, что в другом месте он, может быть, и заработает за это время на три-четыре сотни больше, — да только где это другое место и сколько искать его? Да и погоду эти сотни не делали — деньги у него были. И жить все-таки на берегу, не бессменно болтаться в море… И он сказал:

— Ладно, согласен.

— Ну вот, — обрадовался Демьяныч. — Завтра с утра зайдем в правление, оформишься — и поедем.

И на следующий день они уехали в Усть-Кандыбу, где стояли ставные невода бригады Демьяныча.

8

Когда-то были три Кандыбы: два села — просто Кандыба и Усть-Кандыба — и река, на которой они стояли. Лет пять назад Усть-Кандыбу сселили, и теперь только остовы полуразрушенных домов догнивали среди высокой травы. Одну из этих изб приспособила для жилья бригада Демьяныча — затянули оконные проемы полиэтиленовой пленкой, поставили две железные печки, сколотили столы и скамейки. По сравнению с двумя другими колхозными бригадами жилье было хоть куда. И место красивое. Впереди — пустое море, по бокам — скалы, позади сопки. Впрочем, о красоте особенно не думали — было бы удобно работать. И на это жаловаться не приходилось — береговые скалы образовали удобную бухту, песку для пикулей[2] было вдоволь. Одно только плохо было — Кандыба забросала свое устье песком, оставив лишь неширокий проход, упиравшийся в гряду камней, и во время отлива войти в речку было не так-то просто. На этих камнях и потеряла дорка винт, из-за которого приезжал в Старорусское Демьяныч.

От Кандыбы, куда они приехали поездом, идти было восемь километров, — сначала по шпалам назад, потом — к морю, по бывшей дороге, от которой осталась узенькая тропка. Когда-то дорога была основательная, проложенная еще японцами, но теперь начисто заросла травой, местами ушла в болото.

Шли втроем — был с Демьянычем высокий ладный парень лет двадцати пяти, назвавшийся Русланом. Демьяныч, хотя и шел налегке, все время отставал, с трудом волочил ноги. Василий спросил:

— Демьяныч, у тебя что, лодки нет?

— Есть, да оба мотора не работают.

— Починить некому, что ли?

— Запчастей нет, — уныло отозвался тяжело дышавший старик.

— За продуктами тоже пешком ходите?

— Пешком.

«Да, не тот стал Демьяныч», — подумал Василий, оглядывая его. Три года назад такого ответа от него наверняка не услышал бы — всеми правдами и неправдами, а запчасти были бы.

Это ощущение — не тот Демьяныч — окрепло у Василия в первый же день житья на новом месте. Демьяныч стал непомерно болтливым, говорить готов был с утра до вечера, но его никто не слушал, а молодые, — кроме Руслана, таких было еще четверо, — в открытую посмеивались над ним, пользуясь тем, что старик плохо слышал. Остальные просто не обращали на него внимания и порой, выслушав какое-нибудь его приказание, лениво отговаривались, преспокойно продолжали лежать на раскладушках.