Залог возможности существования

Психотерапевт, учитывающий, что сигналом, обеспечивающим возможность реализации поведения, является сам факт наличия объяснения, а не его конкретное содержание, не только экономит время, не только меньше обременяет пациента ненужными тому специальными знаниями и не ждет запоминания пациентом всей специальной информации. Но ищет способ показать пациенту, что основания, объяснения предлагаемых мероприятий у врача есть, то есть что он действительно вооруженный знанием, компетентный врач. Этого иногда оказывается достаточно, чтобы врач стал сигналом наличия обоснованных объяснений, облегчающим выполнение его распоряжений, и обесценивающим своим несогласием некомпетентные представления и опасения пациента.

Тогда одна реплика заменяет длиннейшие теоретические выкладки, доказательства, объяснения. Одно замечание делает ненужными и скучнейшие разговоры, и ожесточенные споры.

"Так говорит учитель" - заявление, которое было способно и заставить сомневаться в любых, несоответствующих тому, что он говорит, мнениях и увеличить уверенность при совпадении мнений у действительных приверженцев школы.

ПРИМЕР № 124. НЕЛЬЗЯ ПРОБОВАТЬ ЖИТЬ. При катамнестических обследованиях выздоровевших пациентов, иногда через многие годы, я обычно спрашиваю, что они помнят из моих, прежде очень подробных объяснений любой моей рекомендации. “Клин-клином вышибают”; “ходить надо больше”; “делай то, от чего плохо”; “боишься - усиль страх и оставайся там, где боишься”; “чем хуже, тем больше трудного на себя наваливай”; “начал - доведи до конца”, “нельзя пробовать жить”; “нет “не могу” - есть “не хочу”; “жить надо по душе”; “знать от чего плохо - это почти что хорошо”; “невроз в страхе невроза”; “пока боишься болезни или рад здоровью - будешь болеть”; “здоровье -следствие естественной жизни”; “хочешь быть здоровым -живи, не жалея себя” и так далее и тому подобное...

Никаких объяснений мои пациенты не помнили. Да и их поведение не укладывалось в рамки ими же сформулированных правил. Они просто живут без оглядок на здоровье, в соответствии со своими целями. Все они понимали только, что их поведение верно. Имеет какое-то солидное обоснование, но какое - им не было важно. А теперь уже на собственном опыте они знают его преимущества.

Объяснения уже привычно реализуемого и прежде объясненного стали не нужны.

ПОТРЕБНОСТЬ В СОХРАНЕНИИ ПРИВЫЧНОГО СТЕРЕОТИПА (продолжение)

Вернемся к потребности в сохранении привычного стереотипа как высшей ценности.

Вызываемая всяким изменением обстоятельств, всем новым, непривычным, требующим качественного изменения переживания и поведения человека неудовлетворенность потребности в сохранении привычного стереотипа осознается как угроза наиболее ценному, как страх потери этого ценного. Когда такой страх не побуждает к поиску, осознанию причин страха (обнаружению явлений, сигнализирующих утрату ценного), не побуждает к практической проверке соответствия осознаваемого сигнального значения объективному значению явления, ставшего сигналом (здесь изменения), когда страх не побуждает к практической проверке соответствия сигнальной связи объективным связям действительности, тогда осознаваемое сигнальное значение, несоответствующее действительности, обусловливает неадекватное понимание причин страха и непродуктивное, мешающее приспособлению поведение.

ПРИМЕР № 125. Я НЕ ВЕРЮ ВАМ, ДОКТОР... Женщина, воспитанная в семье военного вечно правой матерью и дисциплинированным, добросовестнейше и с любовью выполняющим свой служебный долг отцом, сложилась в энергичного, честного, выше всего ставящего свои обязанности человека.

Отец при том был человеком мягким и ранимым. С дочерью они очень дружили. Уволенный по выслуге лет в отставку он запил и... умер.

По словам женщины “не выдержав маминого характера, он сознательно шел к смерти”.

К матери женщина относится “как и положено относиться к матери - с уважением за ее честность и принципиальность”.

Отец запил и умер, когда женщина была уже взрослой, и уважение к матери не мешает ее чувству к отцу. Не мешает ей оставаться добрым, отзывчивым к чужой боли человеком. Ни отца ни мать она, по ее словам, не осуждает: “Я им не судья”.

Сама она замуж вышла по “дружеской любви”. За человека, которому “полностью доверяет” и которого “глубоко уважает”. У них двое детей. Старшему сыну пятнадцать лет, младшему семь. Жила всегда в заботе о том, чтобы близким рядом с ней было хорошо.

С сотрудниками и в быту тоже всегда озабочена другими.

Свои трудности проживала внутри. Для себя оставила только стихи, которые писала втайне, и природу: лес, реку, наедине с которыми чувствовала себя особенно хорошо. “Сумела и детям привить любовь к природе”.

К старшим, учителям, руководителям на работе всегда относилась и относится с абсолютным уважением. Распоряжения и наставления выполняет беспрекословно.

В свои тридцать восемь лет она выглядит старушечьи успокоенной, размеренной, но послушной как ребенок.