Заложник

— Вот именно, личный! — ядовито подтвердила Ирина. — Но меня теперь другое интересует. Почему это ты, супруг дорогой, замечаешь прически у кого угодно, кроме своей законной жены? Он ведь и мне, между прочим, укладку сделал сразу после купания! И бесплатно! Вот так! Такой симпатичный мальчик! И какой талантливый! А руки!.. Просто золотые!

— Ну да, конечно… Нет, то, что ты здесь самая красивая, это я сразу отметил, вот только сказать не успел. И вообще, если честно, куда им всем до тебя, дорогая!

— Ох, какой ты все-таки, Турецкий! И откуда у меня столько терпения?! Сама не понимаю…

— Вообще-то, по правде говоря, я тоже… с трудом понимаю…

9

Он прилетел неожиданно. Маленький, раскрашенный в оранжево-розовые, праздничные цвета самолетик высоко в небе, прямо над поселком, сделал круг и стал взбираться еще выше…

Но прежде чем он появился, в застолье тучей саранчи налетело младшее поколение. Раздался приближающийся оглушительный рев мотоциклетных моторов, он был слышен и раньше, но издалека, и потому на него никто и не обращал особого внимания. Молодежь развлекалась. На бордюре, как заметила еще раньше Ольга. А бордюр — это, оказывается, так у них тут называют кольцевую асфальтовую дорогу по внутреннему периметру кирпичной ограды. Есть и второй бордюр, он проложен с внешней стороны, но там они устраивать свои гонки не любят. Причину объяснил Игорь, когда сидели в парилке.

Дело в том, что за жизнью поселка Солнечный весьма ревниво наблюдают местные деревенские жители. Правильнее сказать, немногие оставшиеся в тех разоренных старых деревнях, которых тут было при советской-то власти больше десятка, а теперь всего три и осталось, и в каждой — несколько изб, да и те на ладан дышат. Это если говорить про коренных жителей. Но есть также и приезжие. Некоторые, к примеру, из ближнего зарубежья, где совсем уже русским житья не стало. Такие вселялись в заброшенные дома, восстанавливали их, но, к сельскому хозяйству тяги не имея, предпочитали «челночный» промысел или торговлю в близлежащих районных городках. Опять же и городские приглядывали себе здесь подходящие участки под дачи, рушили старье и возводили на пустырях щитовые времянки. Другие строили кирпичные владения. Словом, всяк пыжился на свой лад, исходя из толщины кошелька и личных архитектурных амбиций. Не замки, конечно, как в Солнечном, но жить можно. А почему нет?..

Так вот, у всей этой разношерстной публики почему-то именно Солнечный, хотя подобных поселков по области нынче пруд пруди, вызывал особую какую-то неприязнь. Может, потому, что залезть и украсть ничего нельзя. А как это — видеть рядом с собой, почти в руках держать и — не взять? Обидно до слез. И в охранники никого из местных жителей не брали. Секьюрити привозили специальными автобусами из Москвы, они сами охраняли «периметр», ни с кем знакомств не водили, в гости не звали, хотя всем известно было, какие красоты и удовольствия имелись за этой стеной. Ну, будто из другого государства люди жили, ничем в округе, кроме своих удовольствий, не интересуясь. А разговоры между тем шли разные…

Еще когда только начинали строительство поселка, местные власти каким-то образом умудрились назвать исконные пахотные колхозные земли бросовыми, никому не нужными. Какие им за такое решение деньги отвалили московские банкиры, оставалось только догадываться. Но что отвалили — факт! Наученный постоянным государственным грабежом, народ умел считать уже и в долларах, и, главным образом, в чужих карманах. Стало быть, прикидывал стоимость сотки драгоценной своей землицы, к которой хотя и сам не имел никакой охоты руки прикладывать, но, как та собака на сене, не желал и отдавать угодий, где еще деды трудились, за так, то есть безвозмездно для себя. Начальство на то оно и начальство, чтоб руки греть на твоей правовой беспомощности. Это и ежу понятно. Если бы, к примеру, поделились, ну тогда, может, у местных жителей иные бы отношения с банкирами сложились. Но никто ни с кем, естественно, делиться не хотел и на призыв известного экономиста времен перестройки не откликался. Поскольку ни за высокой оградой, ни по другую ее сторону, среди районного начальства, дураков не было. Зато как бы подзабытая классовая ненависть, она всегда где-то рядышком, только позови.

Ну и вот, значит, когда шло строительство и ни о какой такой стене даже и речи не было, местный люд частенько наведывался на стройплощадку.