Заложник

Старуха Демина даже из дому не вышла. Турецкий стал объяснять ей причину, по которой они тут объявились, но та лишь сердито взглянула на Гонюту и махнула рукой: делайте, мол, теперь чего хотите…

В ветхом сарае, под кучей хлама, обнаружили полуразобранный мотоцикл «Иж». Одно колесо было закреплено еще на раме, а другое, переднее, валялось в стороне, на куче колотых дров. Сережа раскрыл свой чемоданчик и немедленно приступил к работе.

Нет, разбирали «железного коня» не для того, чтобы скрыть совершенное преступление. На этом мотоцикле в последний раз и ездили-то наверняка уже давно. Бензобак был сухим, а пятка стойки ноги ничего общего не имела с той, что оставила свой след на лесной тропе. Да и корка пыли вместе с засохшей на ржавом корпусе грязью держалась еще с прошлого, двадцатого, века. Так что вопрос здесь можно было закрывать.

Но, возможно, насильник, если таковым являлся Демин, ездил не на своей машине? Оказалось, что в деревне, по утверждению все того же Гонюты, больше никто мотоциклов не имел. Значит, и искать больше нечего. Факт этот, в общем-то, следовало считать доказанным. Вопреки настойчивому желанию благообразного заводчика охотничьих лаек наказать врага рода людского Мишку Демина.

— И вы вот эту развалюху, кучу металла, назвали в протоколе вашего допроса в качестве свидетеля мотоциклом на ходу? — с сарказмом спросил Турецкий. И осуждающе покачал головой.

Однако дальнейшие расспросы лучше было вести не здесь, в сарае, через дырявую крышу которого весело пробивались солнечные лучи, а где-нибудь в другом месте и не выказывая при этом своего неприязненного отношения к «свидетелю обвинения», каковым и предстал шибко сообразительный старик Гонюта в глазах следователя Загоруйко.

И все-таки одну оплошность Александр Борисович допустил. Он недооценил способностей Павла Игнатьевича. А тот уже и сам понял, что возможная версия с мотоциклом, имевшимся у Мишки, лопнула на корню. И следующий вопрос Турецкого, который тот задал, когда покинули двор Деминых и вышли на улицу, его явно насторожил. И вообще, он теперь уже не с первоначальным доверием смотрел на важного следователя из Москвы. Явился, вишь ты, сам по себе, чего-то лазали по кустам, что-то там искали и фотографировали, а свои, местные власти с товарищем Загоруйко, они что же, получается, теперь в стороне? А от кого исходило такое указание? Вполне возможно, судя по испортившемуся настроению «главного свидетеля», он уже сожалел о своей доверчивости и длинном языке. Но сказать решительное «нет» не хватало духу. Вот он и маялся. А Турецкий, наблюдая эту маету, вовсе не собирался давать ему спуску. И на улице голосом твердым и жестким задал очередной вопрос:

— А теперь объясните, чем продиктовано ваше утверждение, что убийцей мог явиться Михаил Демин? Реальными доказательствами или личной неприязнью к человеку?

— Разве я обязан давать вам такие показания? — прямо-таки ощерился старик.

— Вы? — как бы удивился Турецкий. — Здесь? Нет. Мы ж беседуем без протокола. А вот когда я стану фиксировать каждое ваше слово, Павел Игнатьевич, там уже ваш фокус не пройдет. И если доказать вину Демина не удастся, а пуще того, обнаружится истинный виновник, вот тогда вас могут судить за дачу ложных показаний. Заведомо ложных, понимаете? На такой случай имеется в Уголовном кодексе соответствующая статья, триста седьмая. Звучит она так. Заведомо ложные показания свидетеля, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказываются лишением свободы на срок до пяти лет. Но тот же свидетель, сказано в примечании к данной статье, освобождается от уголовной ответственности, если он добровольно, то есть в ходе дознания, до вынесения приговора, заявил о ложности данных им показаний. Знаете, зачем я вам это сейчас сказал? А чтоб вы, не дай бог, не опоздали. В вашем возрасте это опасно. Да и кто за собачками присмотрит, верно говорю? Подумайте. Я ведь ни в коем случае не хочу давить на вас, но не сходится. А до вашего личного врага мне никакого дела нет, я ищу преступника, понимаете? Хотите помочь, помогайте, а вот врать не следует, я уже постарался объяснить. Так повторяю: на чем основаны ваши убеждения?

— Я уже говорил, — упрямо повторил Гонюта. — И все мои слова зафиксированы в протоколе товарищем Загоруйко.

— Я читал ваши первоначальные показания. Там общие слова в адрес человека, которому не нравились жители поселка. Но это еще не повод для жестокого убийства. Разве не так? Но, вероятно, следователь Загоруйко вызывал вас к себе либо сам приезжал. А вот этого, второго протокола, я пока не видел. Не желаете отвечать, я не настаиваю.

— Ну, раз у вас, уважаемый, больше ко мне вопросов нет, я свободен?

— Да, разумеется. Благодарю за помощь. Дойдете сами или подвезти?

— Не надо, дойду.

— Вот и славно. Так напоминаю, статья триста седьмая, взгляните на досуге.

Но старик, не оборачиваясь, быстро двигался в сторону своего дома.

— Вот же засранец, — покачал головой Сережа.