Заложник

И если это в самом деле так, нечего тянуть кота за хвост, вперед! На Васильевскую улицу, где в доме киношников проживала в двухкомнатной квартире одна известная «девушка»-сумоистка, высококлассный специалист лечебного массажа. Телефонный звонок наудачу подтвердил, с одной стороны, ее присутствие, а с другой — полное отсутствие серьезных планов на ближайший вечер.

Судя по ее немедленной готовности к встрече, Веру меньше всего беспокоили какие-либо семейные проблемы Турецкого. Но сам Александр Борисович совсем не собирался устраивать… Какие там бывают ночи? Афинские? Вальпургиевы? Нет, о ночи, как таковой, разговор вообще идти не мог. Однако он понимал также и собственную нелегкую миссию. Уговорить «девушку» поведать ему историю, полную печали и слез, а после этого оставить ее в разобранных чувствах и безо всякой морально-физической компенсации? Да какой же нормальный мужик сделает такой шаг?! А Турецкий считал себя именно нормальным, то есть без особых претензий и завышенных требований.

И снова — становящийся традиционным звонок в дверь, отблеск света в смотровом глазке, бодрые щелчки замков и… как бы изумленное восклицание:

— Ах, это ты?!

Ну да, конечно, а то «мы» не знали. Не ждали и не готовились. Но тогда где же то, что у людей называется верхней одеждой? Или хотя бы домашним ее аналогом? А что должен думать в этой ситуации гость? Или, точнее, что предпринять в первую очередь? Поднять на руки прекрасно возбужденную, всю такую раскрасневшуюся от близкой страсти, стокилограммовую «девушку» и отнести в указанном ею же направлении? Или она, понимая тщету своих надежд на сильные мужские руки, отправится в койку сама, приглашая его за собой игриво согнутым пальчиком? Что-то должно было произойти, какой-то толчок, сигнал свыше, потому что молодежный тезис «за ухи и — в койку» был все-таки, если по большому счету, не для Александра Борисовича.

Но, с другой стороны, нужны ли вообще какие-либо преамбулы? Условности? Как заметила однажды, давно это было, за чертой прошлого века, «живо, можно сказать, трепещущая» секретарша Константина Дмитриевича Меркулова, Клавдия Сергеевна, причем даже и не в интимную минутку, а просто к слову, «истинная страсть не признает запретов». И она была по-своему права. Как прав был, вероятно, и великий немецкий философ Иммануил Кант, утверждавший, что для него остаются навсегда загадочными две вещи в окружающем мире: звездное небо над головой и моральный кодекс внутри себя. Примерно в этом роде. Моральный кодекс надо понимать как систему запретов, искренне исповедуемую самим человеком.

Так вот, исходя из последнего постулата форсировать события не следовало. Ни в каком из всех возможных направлений. И ласковый, почти отеческий поцелуй Турецкого, запечатленный на щечке «девушки», должен был указать ей на серьезность его намерений, во всяком случае, хотя бы сегодня. Не остудив при этом и ее понятных желаний.

Вера оказалась умницей, сразу все усекла. Немного смущаясь, объяснила свое неглиже тем, что собиралась принять душ, полагая, что время до его прихода у нее еще есть. И Турецкий не стал разубеждать ее в абсолютной чистоте своих намерений. Сказал, что никуда пока не торопится и она вправе поступать, как хочет. Ну уж нет, это можно сделать и потом, возразила она. Когда — потом? Несколько игривый вопрос остался без ответа. Точнее, ответом был тягучий, страстный взгляд хозяйки квартиры.

— Ты ведь в курсе событий? — суховатым тоном, исключающим любую фривольность, спросил Александр Борисович и стал оглядываться, будто в поисках чего-то, что можно было бы накинуть на обнаженные плечи «девушки».

— Про Светку? Конечно. Я была уже там. Даже показания какие-то давала следователю. Он, по-моему, полный козел!

Батюшки, какая знакомая интонация! Такое ощущение, что Вера нарочно копирует Ирину Генриховну, полагая, что этим делает чрезвычайно приятное ее супругу.

— Вот это я и хотел у тебя выяснить… — уже по-деловому сказал Турецкий. — Пойдем, присядем где-нибудь. Кофейком не угостишь?

— Могу не только… — с улыбкой предложила она.

— Я за рулем, но позже мы вернемся и к этому вопросу… Ты хорошо ее знала? Не уверен, что вы были совсем уж близкими подругами, вели доверительные разговоры, но все же?

Вера провела его на достаточно просторную и хорошо оформленную кухню, по пути откуда-то подхватила цветастый халатик, который не скрывал, а, напротив, только ярче подчеркивал великолепные достоинства ее фигуры, показала ему на стул, а сама принялась готовить кофе.

— Как бы тебе это сказать?.. Чтоб ты правильно понял… У нас были, между прочим, вполне нормальные, я бы сказала бабские, отношения. Я с самого начала ничего от нее не скрывала. Про Игоря. И некоторые его трудности. Ты понимаешь?.. — Она снова тягучим, проникающим, словно гипнотизирующим взглядом уставилась на Александра Борисовича. — Но при всем при том я так и осталась для нее двоюродной сестрицей. И это ее не смущало. А теперь наш обман уже не играет никакой роли… В принципе она была современная девочка. Или девушка, как хочешь.

— Но не женщина?